Мирослав Павлович, строитель:
«24 марта 1999 года жизнь разделилась для меня на «до» и «после». Уже никогда не стало как раньше. Меня не мобилизовали. Я сидел дома и ждал приглашения в армию. Почему не позвали, не знаю до сих пор. Мне было 35 лет, я еще не был женат и не имел детей. Был крепкий: конечно, надо было меня призвать! Я был готов положить жизнь за свою Родину.
Во время бомбардировок злость на противника и гордость за свою страну росли в моей душе каждый день.
Пока НАТО убивало Сербию, я ждал свою очередь. 78 дней мы жили словно в аду. Но я не боялся погибнуть, хотел только каким-то образом отомстить врагу.
Тогда я стал свидетелем победы любви над глупостью. Ее звали Сашка, его Еролл. Она была сербка, он — албанец. Они жили вместе в Белграде, и когда начались бомбежки, он не оставил ее и не вернулся домой — оба были из Призрена, это город в Косово. Сашка и Еролл победили войну, но не победили жизнь. После бомбардировок его арестовали и били. Еролла обязали уехать из Белграда. В этом виновато НАТО!
Моя подруга Татьяна Лепович не хотела уезжать из Приштины до самого конца. Покинула Косово только 10 июня с последними сербскими солдатами. Она вела последний выпуск новостей на «Радио Приштина».
Я был свидетелем чудовищных преступлений. На войне нормально убивать солдат. Однако НАТО убивало детей!
Трехлетняя Милица Ракич была убита в собственном доме, а Марко Симич, мальчик четырех лет, скончался на руках своего отца. В этом виновато НАТО!
Я был свидетелем бескрайнего героизма. Со мной работает Раденко Кипич. Он герой битвы за Кошару. Их было 200 против нескольких тысяч боевиков из так называемой Армии освобождения Косово (методы борьбы этой группировки трактуются ООН как террористические. — «Газета.Ru»). С неба по нашим военным работала авиация НАТО. Они отстояли границу ценой жизни 108 человек.
Я видел также и предательство. Многие мои сверстники сбежали из страны. Никогда им этого не прощу... Когда вспоминаю зверства НАТО, меня одолевают эмоции. Помню страдания своего народа. Война не окончена. Моя страна захвачена. НАТО — хозяин Сербии.
Я не могу представить себе ситуацию, чтобы на коленях оказалась Россия. Но вам тоже надо помнить 1999 год, чтобы понимать, на что способно НАТО ради своих интересов».
Горан Анджелич, архитектор, в 1999 году — военнослужащий:
«Я все еще не готов слишком много говорить на эту тему и, в отличие от наших позорных генералов, не могу позволить себе такую роскошь, как раскрытие военных секретов. Поделюсь одним из эпизодов своей службы, который всплыл сейчас в памяти.
Глухая ночь возле какого-то села в моей прекрасной Сербии.
Мы едем на бронемашине, воображая себя рыцарями. Я измучен недосыпанием, загружен амуницией. Глаза слезятся от ветра.
Весна играет ароматами, но шелест распускающихся деревьев и сладковатый запах ранних цветов не радуют, как обычно. Тяжелые думы ложатся на плечи непосильным грузом. Далеко позади дом, в котором мирно спят жена и дочери, впереди ждет решение стратегической задачи. На улочках ни души. Кто-то рядом пытается прикурить сигарету. Сначала ругается, затем смеется. Заканчивается освещенная территория, и мы тонем в темноте.
Нас встречает офицер. Каждому жмет руку с таким чувством, будто мы спасители. Наша задача — защитить взлетно-посадочную полосу. Без радара и без поддержки авиации. С надеждой взираем на уродливую пушку нашего БТР. Она неуверенно устремлена в небо, как ребенок, который боится впервые в жизни прыгнуть в воду. Снимаем брезент и занимаем боевую позицию. В любой момент может появиться вражеский самолет. Его мы сможем лишь услышать, увидеть без технических средств нет никакой возможности. Действовать предстоит фактически наобум.
Наши МиГ-29, которыми мы так гордились, оказались непригодны для противостояния вражеским бомбардировщикам.
Но кто-то придумал использовать их ракеты с земли. Так появился наш гибрид. Бойцы курят одну за одной. Наши позиции мелькают сигаретными огоньками. Внезапно в небе вспыхивают несколько ярких пятен. Опознав самолеты, мы готовимся запустить наши ракеты, ожидая, когда противник появится в зоне досягаемости. Представление в небе на самом деле было вечеринкой для бедных. Потому что все уже было кончено раньше, где-то в моей прекрасной Сербии.
Страшный взрыв сокрушает тишину ночи. За ним следует еще один. Нас разбросало по заросшему полю, где только что находилась наша позиция. Возвращается сознание. Мозг лихорадочно пытается понять случившееся. Вращаю головой, пытаясь подсчитать уцелевших товарищей. В темноте слышатся проклятия и радостные возгласы. С аэродрома через громкоговоритель ледяным голосом просят нас быть осторожными. Тут же происходит еще один взрыв, или даже два — дьявол их разберет.
Пыль от графитовых бомб медленно спускается с неба. Мы молча закуриваем. Руки сильно дрожат.
Всех раздирает чувство горечи, сильнейшее разочарование. Мы потерпели неудачу. Не расслабляемся, ждем новый налет. Но опускающееся на Сербию утро временно отводит угрозу. Мы понимаем: птицу можно забить камнями».
Владимир Ранкович, инженер-технолог:
Даже сегодня, спустя 20 лет после начала бомбардировок, я не могу поверить в то, что произошло. Я просто не понимаю, почему мы заслужили бомбы, а террористы получили поддержку для создания независимого государства. Я уже никогда не забуду звук сирены, объявления о воздушных ударах. Я часто слышу этот звук, и каждый раз мое сердце на мгновение замирает.
В то время все говорили о сиренах. Диктор давал нам инструкции: что делать, когда раздается тревожный сигнал.
Моей дочери было тогда 2,5 года. Она спрашивала меня — что за звуки доносятся с улицы. Ей, конечно, ничего не было ясно. Дочка обожала смотреть мультфильм про «Русалочку». Я говорил: протяжную сирену посылает мать русалки, взволнованная ее неожиданной пропажей. Однако почему мы срочно должны бежать в подвал, я объяснить не мог.
Я по-прежнему очень зол на всех членов НАТО, участвовавших в преступлении. Я злюсь и на русских, потому что они не встали на нашу защиту и не остановили бомбардировки.
Я зол на китайцев, которые никак не отреагировали на попадание бомб в свое посольство в Белграде.
Я зол на некоторые соседние страны, жители которых радостно праздновали бомбардировку Сербии. Но больше всего я зол на себя, потому что ничего не мог изменить».