— Лев Матвеевич, последний раз отечественный спускаемый аппарат побывал на Луне в 1976 году. Сегодня ее исследования по-прежнему актуальны?
— Действительно, в 1976 году наша «Луна-24» осуществила последнюю доставку грунта. Всего было три доставки, и все успешные. Было, конечно, и много неудач. Но было два «Лунохода». И готов был к полету третий, самый мощный. Но правительство решило его не запускать,
потому что гонка оказалась уже не только проигранной, но и законченной.
Но это спорный вопрос, ведь грунт был доставлен и нами и американцами, и для биохимиков большого значения, 300 килограммов это или 300 граммов, не имеет. Важно, чтобы он был доставлен из трех разных мест. Поэтому я считаю, что эти достижения были соизмеримы с точки зрения науки, а не с точки зрения, конечно, пиара и пилотируемой космонавтики.
Академик Лев Зеленый
РИА «Новости» / Сергей КузнецовЭтот грунт до сих пор находится в институте ГЕОХИ. Совсем недавно я участвовал в выставке, которую японцы посвятили Луне. И от японского правительства была просьба к нам о передаче совсем небольшого количества грунта для экспонирования и для последующего анализа, уже с помощью современных средств. То есть к грунту еще есть интерес. Наши новые аппараты, которые, надеюсь, сядут на Луну через несколько лет, вместо невнятных названий, таких как «Луна-Глоб» и «Луна-Ресурс», будут вслед за советскими «Лунами» именоваться «Луной-25», «Луной-26» и так далее.
— В нынешних лунных планах России чего больше — науки или пиара?
— Я бы не разделял эти составляющие, потому что космос — все-таки это и политика тоже. Есть мощные страны, мощные в развитии космоса, у них мощная ракетная техника, мощная космическая группировка. Но эти вещи всегда имеют и военное значение, и их трудно разделить. В прошлые годы гонка в космосе в каком-то смысле заменила военную гонку. Вы знаете, как в древности: стояли два войска друг перед другом, выходили рыцари и начинали друг с другом соревноваться, а все остальные смотрели и болели. Так же советские люди болели за нашу космическую отрасль, американцы — за свою.
И было такое интересное политическое соперничество. Кеннеди его начал, он же был уязвлен тем, что Россия оказалась впереди. И фактически за восемь лет американцы выполнили поставленные им задачи. И если бы не сняли Никиту Сергеевича, который был, в общем, немножко сдвинут на космосе, в хорошем смысле, то неизвестно, чем бы эта гонка закончилась.
Вообще, воля лидера, его отношение играет громадную роль.
И тут мне приходит на ум очень интересное наблюдение, немного циничное, которым со мною поделились американцы. Когда началась программа «Аполлон», инициированная Кеннеди, сам президент очень красноречиво сказал, что американский человек высадится на Луне. А у нас говорили: советский человек будет жить при коммунизме. Кеннеди погиб, программа становилась все дороже, дороже и дороже, и у нее появилось очень много оппонентов, потому что было ясно, что СССР тоже быстро человека не высадит, они знали о наших неудачах, и ее очень хотели свернуть. Но сторонники этой программы вставали и говорили:
«Вы что? Это последняя воля нашего святого президента, это его последнее желание, оно не может быть нарушено, это будет национальным унижением».
Используя этот аргумент, они фактически не дали закрыть эту программу. Хотя многие говорили, что, если бы Кеннеди был жив, он, может быть, и сам бы от нее отказался, ведь она оказалась на порядок дороже, чем в начале.
— Чего же мы хотим от полетов к Луне?
— Мы тоже хотим, чтобы Россия заняла свою видимую, ясную и понятную нишу в космических исследованиях. И мы ее долго искали, было много дебатов, тоже стояли на распутье. Но за последние несколько лет сейчас более или менее эти задачи выкристаллизовались. Это все-таки снова Луна, но Луна другая, не та Луна, которую исследовали наши предшественники, не та Луна, которую исследовали космонавты «Аполлона». То была Луна на низких и средних широтах.
Наша Луна — высокоширотная, вблизи полюсов, и она обладает совсем другими свойствами.
И мы думаем о доставке лунного грунта, но не сам грунт нас интересует — он более или менее однороден и на высоких широтах, и на низких, — а включения летучих веществ, которые, скорее всего, в течение долгого времени туда доставлялись кометами. В полярных областях, где Солнце светит по касательной и температура ниже, они находятся в «вечном холодильнике» под верхним слоем грунта. Это было подтверждено измерениями на нескольких аппаратах, после этого похожие нейтронные аномалии, которые указывают на присутствие водяного льда под поверхностью, нашли даже на Меркурии.
— Каким будет второй шаг?
— Космонавтика всегда приносит практические результаты. Поэтому мы думаем, что второй шаг — это освоение Луны. Когда говорится «освоение» — имеется в виду участие человека. У нас очень мощный задел по пилотируемой космонавтике. Поэтому, конечно, мы думаем сейчас о следующих орбитах для пилотируемой космонавтики, за пределами Земли. Есть большой интерес и у самих космонавтов, и у тех, кто отвечает за пилотируемую космонавтику, к выходу за эти орбиты. И когда мы обсуждаем, что делать человеку на Луне, как там работать, то ясно, что такие лунные города,
где люди будут жить и разгуливать в шортах и майках под крышей, — конечно, иллюзия. Луна очень враждебна человеку.
Есть пыль, но, предположим, от нее мы защитимся. Но есть радиация. У Луны нет ни магнитного поля, ни атмосферы, которые радиацию задерживают. Поэтому человек будет комфортно себя чувствовать только в каких-то землянках или схронах.
Такие пещеры есть, но они находятся не в полярных областях. Поэтому человек должен будет работать, мне кажется, в вахтовом режиме. И здесь есть несколько конкретных задач. Луна — замечательное место для астрономии, там идеальный астроклимат и для оптической астрономии, и для рентгеновской астрономии, и для радиоастрономии, потому что, уйдя от Земли, мы уйдем от всех радиопомех, мешающих экспериментам. Но любая техника требует наладки, обслуживания, сервиса.
И поэтому космонавты, нам кажется, смогут в таком вахтовом режиме работать.
— А полезные ископаемые, о которых любят фантазировать, скоро смогут быть реальностью?
— Это правда, ходит много глуповатых разговоров о скорой добыче полезных ископаемых на Луне. На Луне есть та же таблица Менделеева, что и на Земле, и, в общем-то, пропорции редких металлов там близки к земным. Поэтому, наверное, их можно добывать, но пока мы перемещаемся в космосе с помощью химических двигателей, это будет очень и очень дорого. К сожалению, разговоры про гелий-3, которые некие энтузиасты вели из благих побуждений, тоже при тщательном анализе вызывают иронию.
Потому что гелия-3 там достаточно мало. Кроме того, мы не только пока не знаем, что делать с гелием-3, но и уже 50 лет никак не сделаем термоядерную реакцию на дейтерии и тритии. А реакция на гелии-3 — она действительно немножко чище, но она требует в десять раз больших температур для удержания.
Но это пока иллюзии. Дай бог, если мы разберемся с дейтерием, то человечество эту проблему решит надолго.
--Как вы и ваши иностранные коллеги оценили прошедшую в августе в Москве крупнейшую в мире «космическую» ассамблею COSPAR?
— Я считаю, что основные задачи мы решили, несмотря на все преходящие проблемы политического плана.
На COSPAR не приехала некоторая часть американских коллег.
Но все основные докладчики присутствовали, собралась довольно сильная команда, участники были очень довольны. Были, конечно, как всегда, какие-то накладки, далековато корпуса МГУ оказались друг от друга, поэтому многим участникам приходилось совершать моцион. Вот в пригороде Лиссабона, где я был, построили огромный конгресс-центр, и он используется для разных конференций. Москве такой конгресс-центр нужен — многофункциональный, многокомнатный, многозальный. Главное, что бы я хотел отметить в COSPAR, — все удалось, потому что все организации, не всегда, возможно, находящие общий язык, работали очень дружно и слаженно — и Академия наук, и Московский университет. А Минобрнауки и правительство Москвы очень помогли с организацией программы для поддержки студентов и учителей. Это был самый молодежный COSPAR.
— Санкции и охлаждение отношений между странами были заметны среди ученых-астрофизиков?
— Нет. Ведь есть вещи, которые инвариантны. Даже распад Советского Союза, гораздо более тектоническое событие, наши реальные связи ни с Францией, ни со странами Восточной Европы не нарушил. Мы с теми же людьми работаем или с их учениками. И я думаю, что эти научные скрепы — они соединяют людей и помогают сохраниться стабильности, дружественным отношениям даже во времена самых больших кризисов. Космос всегда был, как говорили во времена Брежнева, ареной мира и сотрудничества.