Цивилизация
Петр Леонидович Капица прожил жизнь, которую с лихвой хватило бы на три-четыре жизни ученого и человека. Студент-инженер в лаборатории Иоффе, водитель санитарного автомобиля на фронте, 13 лет работы в Кембридже с Резерфордом, создание Института физических проблем в СССР, в годы войны — создание отраслевого НИИ и целой отрасли промышленности, а затем — опала; и снова воссоздание ИФП, уже работавшего над другими задачами. C самого начала ИФП занимался капицынскими направлениями — физикой низких температур. Именно здесь были созданы первые установки по сжижению газов, которые так помогли во время войны, здесь Капица открыл сверхтекучесть, за которую через много лет получил Нобелевскую премию.
Но после того, как Петр Леонидович в 1946 году попал в опалу из-за конфликта с Берией, направление работы института, которым стал руководить академик Анатолий Петрович Александров, сильно изменилось: все силы были брошены на атомный проект.
Капица пробыл в опале девять лет, в это время он в основном жил на даче в Николиной Горе. Но он не перестал заниматься физикой, он заинтересовался новым направлением — электроникой больших мощностей и физикой плазмы. На даче он снова основал ИФП, только это был не Институт физических проблем, а «Изба физических проблем» — так называл Капица свою домашнюю лабораторию. Он создал там свои первые высокочастотные генераторы большой мощности, которые он называл «ниготрон» — в честь Николиной Горы.
Там же он обнаружил, что если запустить работу этих генераторов не в вакууме, а в присутствии газа, то возникает светящееся шарообразное образование — будто бы шаровая молния.
В 1955 году Петр Леонидович был восстановлен в должности директора Института физических проблем и взялся за расширение этих работ со свойственной ему энергичностью. Он умел не только заразить своими идеями ученых, но и добиться их финансирования от правительства. Необходимость поддержки этих разработок он обосновывал так: мы сможем создать направленные пучки электромагнитного излучения колоссальной мощности и использовать их, чтобы сбивать вражеские самолеты.
Эта идея до сих пор жива: кому не хочется отрезать крыло самолета противника лазерной пушкой?
Так в Институте физических проблем появились установки значительно большей мощности, чем в Избе физических проблем. Для этих задач на базе Избы была создана отдельная лаборатория — Физическая лаборатория АН СССР. Это было государство в государстве — отдельная структурная единица в Академии наук. Ее заведующим был Капица (кстати, именно в ней немного позже создал ускоритель микротрон сын Петра Леонидовича, знаменитый физик и популяризатор науки Сергей Петрович Капица). В огромные резонаторы закачивали газы, и там под действием мощнейшего электромагнитного излучения возникали разряды — так называемый плазменный шнур. На этот шнур тогда возлагались большие надежды о запуске там термоядерной реакции.
Капицу мы очень уважали и боялись. Он был человеком неординарным, выдающимся, но руководителем — суровым и требовательным. В институте перед ним все трепетали, и авторитет его был совершенно непререкаем. Институт был его детищем, любимым детищем от и до. Он знал в нем всех: любой человек, который приходил в ИФП — в механическую мастерскую — химиком-лаборантом (не говоря уже об ученых), проходил собеседование у Капицы. Он расспрашивал обо всем: об образовании, семье, планах — и принимал решение. И это задавало тон: когда человека так принимает на работу такой человек, это сразу меняет отношение. Научных сотрудников в институте было всего 50 человек: так решил сам Капица именно потому, что он хотел знать, над чем работает, чем дышит каждый сотрудник. Даже из отпуска Капица звонил и спрашивал, как дела.
Я пришел в Институт физических проблем АН СССР — ИФП в 1960 году студентом третьего курса радиофизического факультета МФТИ (сейчас этот факультет называется факультетом общей и прикладной физики, ФОПФ). В это время институт сильно менялся.
С момента создания МФТИ, который был заточен под работы в академических и отраслевых НИИ самим Петром Леонидовичем, большая часть сотрудников приходили в ИФП именно оттуда. Студенты работали в институте со второго-третьего курса. Студент учится, проходит практику, сдает внутренние экзамены, выступает на ученых советах — только там проходило утверждение тем дипломов, например. После окончания вуза решался вопрос о дальнейшей судьбе. Если человек зарекомендовал себя хорошо, его брали на два года в стажеры-исследователи, а затем — три года аспирантуры. Наиболее продвинутые за эти пять лет успевали сделать кандидатскую диссертацию. Но чтобы попасть в аспирантуру, нужно было сдать экзамен, который принимал сам Петр Леонидович и сам же он сочинял на каждый экзамен особые задачи.
Таких задач больше не было нигде: например, на какое максимальное расстояние можно послать стрелу с помощью лука? С какой скоростью должен двигаться автомобиль, чтобы не было заметно, что у него лопнуло колесо? С какой скоростью должен человек бежать по воде, чтобы не провалиться в нее? На какую высоту вылетают брызги, когда человек кидает камень в воду? Ясно, что в общем виде эти задачи не решить.
Последнюю задачу один из наших сотрудников при поступлении в аспирантуру решил экспериментально: вышел за дверь и бросил кирпич в пруд во дворе института. Капица, как истинный экспериментатор, решение принял — подтверждено экспериментом! Однако обычно четкий ответ дать было нельзя, и экзамен заканчивался спорами внутри самой экзаменационной комиссии.
За рассуждениями о решении Петр Леонидович составлял мнение о студенте и определял его дальнейшую судьбу.
Работе с кадрами он придавал очень большое значение. В свою очередь, далеко не все защитившиеся получали возможность работать в институте, многим приходилось переходить в другие НИИ. Конечно, остаться в ИФП было большой честью.
У нас был лаборант — многодетный отец. У него было четыре девочки, но он все равно хотел мальчика. И вот когда у него все-таки родился пятый ребенок — мальчик, товарищи по работе пришли просить Петра Леонидовича о прибавке к небольшой зарплате лаборанта. Капица посмотрел на нас и сказал: «А что изменилось у него? Он свою квалификацию повысил или производительность труда увеличил? Пятый ребенок — это хорошо, но я ему плачу зарплату не за то, что он спит со своей женой, а за то, что он работает у меня в лаборатории». Если человек повысил квалификацию — лаборант окончил техникум или профтехучилище — это Капица поощрял и зарплату увеличивал, то есть, если бы этот лаборант догадался окончить техникум, стал бы больше зарабатывать. Хотя если человек действительно нуждался, Петр Леонидович мог дать свои собственные деньги, чтобы помочь, подписать письмо для госпитализации в нужную больницу.
Во время гонений на академика Сахарова «прогрессивная» общественность собирала подписи под письмом с его осуждением. Капица, который еще в 30-е годы защищал опальных ученых — ему обязаны освобождением академики Ландау и Фок, — письмо не подписал, сказав, что чужих писем не подписывает, но готов написать свое собственное. Активисты тогда отказались, а Капица действительно написал письмо Андропову и выступил в поддержку Сахарова на заседании президиума АН СССР. Тогда власти хотели, чтобы академия исключила Сахарова из своего состава. Тогдашний президент академии академик А.П. Александров спросил на заседании президиума, известны ли в истории случаи исключения из состава членов академии. На это П.Л. Капица немедленно ответил: «Как же, конечно, известны. В свое время Гитлер исключил Эйнштейна из состава Германской академии наук». После такого ответа вопрос был снят с обсуждения.
Петру Леонидовичу Капице обязан творческим возвращением на родину югославский скульптор Иван Мештрович. Петр Леонидович был очень дружен с югославским лидером того времени Иосипом Броз Тито. Мештрович же был диссидентом и выступал против власти. Капица смог убедить Тито, что с людьми науки и искусства просто нельзя обращаться как с обычными людьми. Надо уметь принимать их такими, какие они есть, и стараться использовать их на благо государства. Ему удалось переубедить Тито, работы Мештровича, уже жившего в США, стали выставляться на родине, и художник завещал все свое наследие Югославии.
Петр Леонидович был очень большой психолог, умел людей и подчинить, и воодушевить, заставить их работать — не за страх, а за совесть. У Капицы была такая идея: время от времени начальство должно совершать непредсказуемые поступки. Иначе подчиненные будут всегда знать, что ожидать от начальника, а это демотивирует. Человек же не знает, в какую секунду ударит молния, вот и действия начальства должны быть такими же.
Анна Алексеевна, супруга Петра Леонидовича, всегда приводила меня в восторг. Казалось, она понимала, что ее задача в жизни — это сделать так, чтобы Петр Леонидович мог успешно работать. Они жили в особняке на территории института, Анна Алексеевна очень следила за его здоровьем, бытом, графиком, особенно когда он был уже пожилым. Однажды был случай: к Петру Леонидовичу пришли журналисты, они беседовали достаточно долгое время, и вдруг входит в комнату Анна Алексеевна и говорит: «Ну что ж, я должна попрощаться с вами». Корреспонденты спрашивают: «Анна Алексеевна, вы уходите?» — а Анна Алексеевна отвечает: «Нет, это вы уходите». Она отвела время, которое считала достаточным, на беседу с Петром Леонидовичем, и четко соблюдала установленный график.
Василий Васильевич Смыслов, чемпион мира по шахматам после Ботвинника, дружил с Петром Леонидовичем. Петр Леонидович был заядлым шахматистом и играл, по воспоминаниям друзей, на уровне кандидата в мастера спорта. Он любил играть со Смысловым, но тому было с ним неинтересно, поэтому Капица приглашал играть еще одного партнера — академика Александра Юльевича Ишлинского, который был тогда директором Института проблем механики, и они играли против Смыслова вдвоем на двух досках. Смыслов быстро делал ходы, а пока академики думали, он разговаривал с Анной Алексеевной. Петр Леонидович потом возмущался, что Василий Васильевич такой болтун и с ним невозможно из-за этого играть в шахматы.