Цивилизация
— Петр, что представляет собой ваш поисковый отряд?
— Это региональное представительство Поискового движения России в республике Марий-Эл, которое образовалось в 2014 году по инициативе администрации президента. А я являюсь заместителем руководителя поискового отряда «Демос», отряд работает с 1990 года, с 2000 года я отвечаю за работу со студенческой молодежью. Я преподаю философию в Поволжском государственном технологическом университете, со мной ездят студенты, будущие историки, также ездили будущие егеря (лесники).
— Расскажите о вашем последнем выезде.
— Мы выезжали на Синявинские высоты (Ленинградская область) в урочище Гайтолово в апреле--мае. Всего там поднято 483 человека, а наш маленький отряд численностью 11 человек поднял 6 бойцов. Сама вахта включает множество уникальных людей. С нами был доктор физико-математических наук, специалист МЧС, пожарный, есть бизнесмены, ездят и профессиональные историки. Кстати об истории. Несмотря на то что это гуманитарная наука,
сейчас о войне военная археология может рассказать больше, чем письменные источники.
— Например?
— Мы не находим там заградотрядов. Следов их деятельности мы не видим. Это относится к самому тяжелому периоду боев. Некоторые либералы любят рассуждать, что наш солдат мог воевать, только боясь своего командования больше, чем противника.
Сказать о том, что это была война штрафников, я не могу.
Простой пример. Есть позиции, где идет бой. Каждый момент боя заметен через отстрел гильз и трупоположение. Это явно видно в Мурманской области, где находят в основном «верховых» бойцов. Это те, кто не был никак захоронен: бой прошел, бойцы остались, фронт ушел, а эта земля не перепахивалась. И там, где бой шел, мы видим, что есть отстрел гильз. И мы не находим тыловых позиций, которые были рассчитаны на отстрел собственных бойцов.
Мы видим место боя, как прорывались бойцы, если бы они сдавались в плен, следов боя бы не было. Там были жестокие бои в окружении, когда не было понятно, кто кого окружил.
И мы видим, что не случилось бы такого ожесточенного ближнего боя, если бы мотивация солдата была извне.
Немцы попадались нам довольно редко, потому что там, где мы работали, поле боя оставалось за ними, и они своих хоронили.
Опытный поисковик может по пластиковой пуговице определить, кого нашли — советского солдата или немца, ведь всех солдат старались одевать единообразно. Хотя бывают и исключения. Наших солдат, которых по весне не успели переодеть, находят не в валенках, а в немецких сапогах. Попадались и немцы с советским оружием.
— Расскажите о необычных находках этого сезона.
— У одного солдата была найдена ложка, подписанная Леней.
И есть инициалы — три буквы и надпись: «Приятного аппетита».
Мы посмотрели по обобщенной базе данных, подходит только один боец из Нижегородской области. По документам, боец пропал без вести совсем в другом месте. Сейчас мы разослали несколько запросов, будем ждать.
Все шесть человек, которых мы нашли в Гайтолово, — верховые, их никто никогда не хоронил. В этот раз мы нашли останки морского пехотинца из 73-й стрелковой бригады. Мы нашли пряжку от его ремня металлодетектором. Боец был вооружен винтовкой Мосина, но медальон при нем оказался сломан, и его опознать не удастся. Он лежал как раз в 100 метрах от памятника прорыву 73-й морской бригады, там сейчас болото. Видимо, ночью, как говорят местные, бригада поднялась в атаку, чтобы соединиться со своими, выходя из окружения осенью 1942–1943 годов.
А в 2011 году мы подняли бойца в Мурманской области с запиской необычного содержания:
«Передайте папе, что меня убили немцы 9 сентября 44 года».
Она была в медальоне, но в 1944 году медальоны уже вышли из употребления, их отменили. Видимо, написал перед наступлением, по плану в лоб на укрепления пошел один батальон, он был отвлекающим, видимо, в этом батальоне он и служил. Когда поднимаешь каждого бойца, это же фактически момент истории, финальный момент жизни человека. И по тому, как он лежит, что было у него с собой, можно сказать, что он проносил на себе. Как одевался последние дни жизни.
— О чем еще говорят находки?
— Такие вещи с отпечатками личности обычно хранятся в музее. Ложку с настолько полными данными я нахожу второй раз — человек сидел, выцарапывал имя свое, жены или невесты. То, что называется окопным творчеством, отражает жизнь человека. Сам бой, его длительность характеризует отстрел гильз. У нас был случай, когда поднимали одиночные ячейки в одном месте: солдат под обстрелом выкапывал индивидуальный окопчик, чтобы уйти под землю.
И мы нашли 10 таких ячеек, в каждой из которых был боец.
Повреждения мы включили в протокол. Было ясно, кто, как и где умер. Возраст можно определить по зубам и черепу. Если вскоре историки начнут изучать поисковое движение России, они смогут каждого поднятого бойца охарактеризовать.
— То есть с вами работают эксперты по идентификации останков?
— Наш формуляр сделан так, чтобы эксперт мог впоследствии делать какие-то выводы. А для поисковиков, которые ездят не первый год, есть учебники, сверяясь с которыми можно делать выводы. По изношенности зубов и зарастанию швов на черепе вы можете определить возраст человека, правда, с поправкой на характер пищи.
Можно сказать, был человек из интеллигенции или крестьянин — у них разная степень изношенности и отличается ремонт зубов.
— Какую помощь оказывает государство?
— Источники разные. Республиканские власти помогают отправить нескольких поисковиков. Эта экспедиция состоялась благодаря Марийскому государственному университету, который выделил машину, продукты, хотя многое делается на голом энтузиазме людей. Мотивация у всех разная. Есть люди, крайне заинтересованные историей. Те, кто не по образованию, а по природе историки, едут, чтобы узнать, как это было. Есть люди, считающие правильным отдать собственные долги.
А есть люди, которые едут поднимать собственных родственников.
И это очень хорошая, четкая мотивация, когда человек выбирает экспедицию в район, где пропал или погиб его родственник. Понятно, что шансов найти мало, но поисковая история знает и такие случаи: человек нашел своего родственника по надписи на котелке и после этого остался в отряде.