Цивилизация
Спор, который криптографы, математики и лингвисты ведут вокруг этого артефакта вот уже сто лет, продолжается: одни называют его искусной подделкой, другие настаивают на его подлинности. В последнем номере журнала Plos One приводятся новые доказательства того, что таинственный манускрипт не подделан. Авторы статьи — физик-теоретик Марчелло Монтемурро из Манчестерского университета и его коллега из Аргентины Дамиан Занетте — обработав электронную версию текста методами теории информации, утверждают, что ими обнаружены кластеры слов, явно имеющих смысл, и что, скорее всего, в манускрипте содержится некое зашифрованное послание.
Впервые манускрипт появился на свет в семнадцатом веке, хотя радиоуглеродный метод относит его написание к началу пятнадцатого.
Судя по письму, обнаруженному уже в наше время, в 1639-м году рукопись принадлежала пражскому алхимику Георгу Барешу. После смерти алхимика манускрипт минимум дважды менял хозяев, в конце концов попал к иезуитам и исчез из поля зрения на два века: предполагают, что все это время он хранился в библиотеке Римской коллегии. В 1912 году Римская коллегия стала в строжайшей тайне распродавать коллекцию своих рукописей, часть из них была куплена библиофилом и книготорговцем Вилфридом Войничем, и начиная с этого времени ее безуспешно пытались расшифровать.
После смерти Войнича, а затем и его вдовы Этель Лилиан Войнич (автор «Овода») манускрипт в 1961-м году попал к другому книготорговцу, а спустя восемь лет был передан им Йельскому университету, где и хранится по настоящее время.
Рукопись написана от руки на 240 страницах средневекового пергамента, содержит порядка 35 тысяч «слов», составленных из 20–30 символов; текст лишен пунктуации; почти каждая страница иллюстрирована. Чаще всего это изображения растений, поэтому многие считают его древним путеводителем по ядам, но вот странность: практически все эти растения сегодняшней науке неизвестны.
Впрочем, странностей там с избытком. Язык (если это язык) вряд ли относится к европейским, во всяком случае, в нем нет соединительных слов, состоящих из одной или двух букв. Некоторые находят в нем схожесть с ивритом, есть даже версия о его российском происхождении. Сегодня многие склоняются к мысли, что если манускрипт не бессмысленная подделка, то он написан искусственно придуманным языком, имеющим четкую логическую структуру.
Любопытно, что рукопись написана уверенным почерком, как если бы ее автору этот язык и эти буквы были привычны.
Как бы то ни было, расшифровке текст пока не поддался ни на йоту, лучшие шифровальщики мира сломали о него зубы. Именно поэтому довольно скоро появилась версия о том, что это не что иное, как очень искусная мистификация: дескать, раз текст не поддается расшифровке, то это просто бессмысленный набор символов, филигранная попытка ввести читателя в заблуждение, заставив его подумать, что смысл там все-таки есть.
И он, кажется, там действительно есть. Монтемурро, главный автор статьи в Plos One, утверждает, что примененная им техника выявила в тексте «кластеры» слов, привязанных к определенным иллюстрациям. Он не вдавался в их грамматику, не пытался расшифровать, он просто смог увидеть ключевые слова и показать, что частота, с которой они встречаются в тексте, подчиняется тем же законам, что и частота слов в нормальных, непридуманных языках.
Чтобы прийти к такому выводу, авторы подвергли тому же анализу латинские тексты, англоязычное «Происхождение видов» Чарльза Дарвина и многие другие тексты.
Как и следовало ожидать, скептиков открытия Монтемурро не особо переубедили.
«Он не сказал ничего нового, — говорит один из них, Гордон Рагг, профессор из Кильского университета (Великобритания). — Такое сходство статистических характеристик, но не подобие, было замечено давно». Рагг утверждает, что текст-мистификацию, подчиняющийся законам нормального языка, вполне можно составить, не придавая ему никакого смысла. Он даже изобрел такой текст, что-то вроде войничевского варианта нашей «глокой куздры», которая в свое время «штеко будланула бокра и курдячит бокрёнка».
Монтемурро, тем не менее, остается убежден в своей правоте: текст, им проанализированный, подчиняется законам, которые ни в семнадцатом, ни, тем более, в пятнадцатом веке известны не были. Он согласен, что его анализ большинство вопросов, заданных манускриптом Войнича, оставил без ответа. Например, он не может сказать, придуманный ли это язык или уже существующий и намеренно искаженный. Он заявляет, что версия мистификации останется несостоятельной до тех пор, пока ее сторонники не представят убедительные доказательства того, как выявленные им сложные семантические структуры могли попасть в бессмысленный текст.
«За этим текстом, — говорит он, — должна стоять какая-то история, которую, возможно, мы никогда не узнаем».