Цивилизация
— Сейчас есть ощущение, что государство не то чтобы выступает против академии наук, но отворачивается от нее в сторону университетов и «Сколково». Как вернуть его внимание?
— Это одна из самых больших реальных проблем нынешнего времени. Многие проблемы сейчас связаны даже не с недофинансированием, а именно с ослаблением внимания государства. С чем это может быть связано? Возможно, у людей, которые занимаются бизнесом на серьезном государственном уровне, на уровне корпораций, есть ощущение, что все можно купить, причем быстро. И сразу передовое, новое. Но это несколько наивно. Если мы возьмем чуть глубже, то самые передовые технологии, которые затрагивают национальные интересы, национальную безопасность (и я не имею в виду военную отрасль, вопросы продовольственной безопасности не менее серьезны), передаваться не будут. Про ВПК и говорить нечего. Так что вопрос, который вы задали, – один из ключевых.
Именно с этой проблемой и столкнется президент академии наук, будь то Юрий Сергеевич (Осипов. — «Газета.Ru»), который, возможно, согласится баллотироваться на новый срок, или новый человек. Главное – наладить эффективный контакт с высшим руководством страны, чтобы быть полезным государству, нашему народу.
И это не просто красивые слова, это суть. Потому что будущее каждой страны, которая считает или хочет считать себя развитой страной, — это возможность создавать новые технологии. А это без своей собственной науки и образования высокого уровня сделать невозможно. Поэтому нужно развивать собственную науку, поддерживать собственное образование и делать шаги по интеграции, сближению науки и образования, бизнеса и производства.
— МГУ ввел официальную систему поощрения за публикации в журналах высокого уровня. Есть у РАН подобные планы?
— Это, честно говоря, упирается в наши финансовые возможности — я это говорю прямо и честно. У высших учебных заведений сейчас большая государственная поддержка, а внебюджетные средства зарабатываются и аккумулируются существенно проще, чем у нас. Поэтому мы пока так вопрос о поощрении не ставим. У нас, в принципе, эта система есть, но она не носит такого масштаба. Мы не платим специально за определенные журналы. Но с 2005 по 2008 год мы провели реорганизацию системы оплаты труда: 20% сотрудников сократили, повысили оплату труда и среди прочего ввели так называемый ПРНД – показатель результативности научной деятельности, основанный на публикационной активности, за который идут доплаты. Но дифференциация очень маленькая, и это не является тем самым решающим стимулом.
Мы рассчитываем на то, что в природе каждого исследователя заложено желание реализовать себя, быть лучше других, конкурировать, – и это пока работает.
— Прокомментируйте, пожалуйста, ситуацию, сложившуюся вокруг ВАК.
— Безусловно, проблема возникла не вчера или с приходом нового руководства. У ВАК есть и были системные проблемы. Ведь принципы аттестации перекочевали к нам из советского времени, когда существовал Высший аттестационный комитет, который на правах министерства входил в правительство (то есть не был комиссией при чем-то). На Западе, как мы знаем, другая система, и она варьируется от страны к стране. В англосаксонской системе, где сильны университеты, аттестация и защита диссертации напрямую завязаны на деятельность того или иного университета.
То есть когда говорят, что ученый имеет Ph.D., то обязательно добавляют название университета, и степень эта имеет ценность только в контексте важности, авторитетности университета.
И в СССР до создания ВАК система была другой: вот я свою кандидатскую диссертацию защищал еще не на специализированном совете по защите диссертаций, а на ученом совете механико-математического факультета. Скажу прямо, защита кандидатской оставила у меня больший эмоциональный след, чем защита – уже по новым правилам, на специализированном совете – докторской. Потому что я, молодой человек, выступал перед представителями разных специальностей, кафедр, и мне надо было – самое сложное – показать значимость своей работы в общей панораме научных исследований. А в специализированном совете проще – все и так понимают, вопрос только в деталях. Поэтому вопрос о ВАК, аттестации, который вы задали, — более глубокий, чем может показаться. Конечно же, человеческий фактор – это существенно, но к нему одному все дело не сводится. Хотя, конечно, грустно наблюдать, когда вокруг системы аттестации, вокруг ВАК (где я сам когда-то работал, знаю многих людей) возникают проблемы, недостойные ее.
Традиционно кандидатуры председателя ВАК согласовывались с РАН, а в последний раз этого сделано не было.
— Что может сделать РАН для обеспечения качества диссертаций?
— Академия наук может создать свою аттестационную комиссию, этот вопрос уже обсуждался в предварительном порядке. Если министерству образования и науки вместе с другими заинтересованными структурами – нашей академией, другими академиями науки, российским союзом ректоров, ассоциацией государственных научных центров (они представляют отраслевую науку) – не удастся совместно навести порядок в системе аттестации, то я не исключаю, что она рассыплется. Получится, что государство сделает еще полшага назад, отходя от контроля в этой сфере.
И тогда уже академия будет отвечать за диссертации, подготовленные в ее системе, мы будем ставить свой знак качества.
— Какова, на ваш взгляд, должна быть система создания новых лабораторий в РАН? Сейчас структура институтов кажется достаточно неподвижной, косной.
— Это очень серьезный вопрос, и он актуален даже на уровне нашего Математического института им. Стеклова (хотя, казалось бы, в математике все устаканилось давно). Это один из самых болезненных вопросов. За последние два года мы создали две лаборатории. Одна – лаборатория популяризации и пропаганды математики, ее после получения премии президента для молодых ученых возглавляет Николай Андреев. Кроме того, мы из отдела алгебры и теории чисел выделили отдел алгебраической геометрии. Там в основном работают молодые люди, его возглавляет Дмитрий Орлов, наш молодой член-корреспондент. Но структурные преобразования очень непросты. С одной стороны, консерватизм в структуре здрав, он позволяет избежать слишком резких неправильных поворотов, но он и в большой степени сдерживает, тормозит развитие, особенно для молодых. Я считаю, что
директор академического института несет персональную ответственность перед академией, перед научным сообществом, перед страной, перед молодыми учеными за то, чтобы проводить правильную кадровую политику, используя возможности изменения структуры.
Это искусство, ответственность и смелость. В нашем институте в этом году мы проводим аттестацию (она проходит регулярно, раз в пять лет), в которую входит переизбрание заведующих лабораториями. Возможно, мы и структуру поменяем. У меня лично это отнимает массу времени и эмоций, но без этого нельзя. Идя на эти преобразования, я, может быть, испорчу с кем-то отношения, но без этого нельзя. Административных барьеров к тому, чтобы открывались новые лаборатории, нет, это вопрос внутриинститутский. И если дирекция, ученый совет ответственно смотрят в будущее, они должны это делать.