Цивилизация
Лондонские бунты, Тахрир и «арабская весна», движение «Occupy Wall Street», Болотная площадь и волна митингов против массовых фальсификаций на парламентских выборах, охватившая в декабре Россию, при очевидной непохожести условий, культурных и политических традиций, состава движущих сил и требований митингующих объединяет одно —
ключевая роль цифровых сетевых медиа и социальных сетевых платформ в организации массовых протестов.
Сетевые механизмы лежат в основе любых коллективных действий, будь то восстание американских колонистов против метрополии, кухонные посиделки во времена застоя или освоение русскими колонистами Сибири. В отличие от неохваченных статистикой Бостонского чаепития или Пугачевского бунта механизмы массовой мобилизации, стоящие за Occupy Wall Street или российской «белой зимой» — Twitter, Facebook (владелец компания Meta признана в России экстремистской и запрещена) и сонм других интернет-сервисов, расцветших за последнее десятилетие, можно исследовать в деталях — достаточно написать программу, собирающую нужную информацию.
Доктор Сандра Гонсалес-Байлон из Института интернета при Оксфордском университете и команда социологов из Университета Сарагосы, работающая под руководством социолога Йамира Морено, так и сделали — написали программу на языке Python и пронализировали активность 87 569 пользователей Twitter, разославших 581 750 протестных сообщений (индексированных на основе списка из 70 протестных тегов) за 35 дней «испанской весны» — широкого протестного движения, кульминацией которого стал массовый митинг 15 мая на мадридской площади Пуэрта-дель-Соль и многочисленные лагеря протеста, оккупировавшие вопреки запретам полиции центральные площади 59 испанских городов за неделю до выборов в национальный парламент.
Результаты этого исследования, опубликованные в Nature, наконец-то проливают некоторый свет на роль сетевых сервисов в формировании массовых протестов (причину которых нужно искать не столько внутри Twitter, конечно, сколько в реальной жизни) и могут представлять интерес для тех, кто недавно решил оторваться от мониторов, вооружиться белым воздушным шариком и вылить свой гражданский гнев на проспекте Академика Сахарова в Москве. Тем более что «русская зима» обнаруживает с «испанской весной» много больше общих черт, чем с «арабской», или Occupy Wall Street.
Как показал анализ,
большая часть членов соцсети начинают запрыгивать в протестный поезд, когда доля их протестующих соседей («активистов») превышает 50%.
Графики на рисунке 1 отображают, как изменяется доля протестующих (вертикальная ось) в зависимости от значения порога, фиксирующего момент присоединения к протесту. Значение определялось просто: в момент, когда тот или иной юзер отсылал первое сообщение с протестным тегом, среди всех его соседей по Twitter подсчитывалась доля отсылающих такие сообщения (например, если таких «активистов» было 30 из 100, значение порога составляло примерно 0,3).
Чем выше значение порога, тем большее информационное давление должен испытать член сети со стороны соседей, чтобы самому продуцировать протестный мессидж, и наоборот. Как видим, график отображает два локальных максимума — первый над точкой 0,5 («протестует» половина окружения) и второй над 0 — это члены сети, которые отправили протестный мессидж, когда в их окружении не наблюдалось протестных постов вообще,
то есть это те самые инициаторы протестных трендов в «мирных» сегментах сети.
Интересно, что большая часть таких инициаторов приходятся на подсеть симметричного типа (график с точками), между участниками которой установлены обоюдные, то есть более сильные связи, с большей вероятностью отображающие связи людей в реальной жизни, а не на асимметричные сообщества, то есть всю сеть (график с квадратами), в которой преобладает «простой фоллоуинг», когда член сети отслеживает сообщения человека, с которым он лично не знаком, и работающие скорее по модели СМИ с их новостными лентами.
Это важное наблюдение: как видим, новостная сетевая модель (блогерные медиа), безусловно, оказывает влияние на поведение всех членов сети (графики, как видим, синхронизированы),
но локомотивом протеста все равно выступают те онлайн-сообщества, которые сформированы на основе реальных, офлайновых социальных связей и знакомств.
Какие еще факторы влияют на динамику сетевого протеста (подчеркиваем — именно сетевого: ответ на вопрос, как связаны виртуальная и реальная протестная активность юзеров Twitter во время «испанской весны», авторы исследования отложили на будущее)?
На рисунке 2 также изображены два графика, отображающие, как меняется доля протестующих (вертикальная ось) в зависимости от значения порога (горизонтальная ось), фиксирующего момент присоединения к протесту. Но на этот раз ведут они себя по-разному. Объясняется это тем, что один график (с квадратами) отображает пороговую динамику протеста за двадцать дней перед 15 мая, когда состоялась запланированная участниками соцсетей (в том числе и Twitter) массовая демонстрация на Пуэрта-дель-Соль. Второй (график с точками) — то же самое, но в течение 15 дней после митинга, когда протестующие начали оккупировать площади испанских городов.
Как видим, перед началом митингов доля присоединившихся к протесту зависела от порога вхождения (то есть доли протестного окружения отдельных юзеров сетевой платформы) намного сильней, чем после. Это говорит о том, что перед массовым митингом на Пуэрта-дель-Соль протестные настроения внутри исследуемой сети были «рваными», а вот после
реального, офлайнового события рост протестных настроений стабилизировался.
Иначе говоря, после 15 мая, когда протестные настроения вылились в офлайн, доля виртуального протестного окружения перестала быть ключевым фактором, влияющим на рост протестных настроений. Похоже, таким фактором стали реальные события — митинги и акции протеста, без «подпитки» которых нестабильный виртуальный протест со временем мог просто рассосаться
Еще одну интересную зависимость демонстрирует график на рисунке 3. Как и на предыдущих, горизонтальная ось отсчитывает значения порога (доли протестующих соседей), фиксирующего момент присоединения к протесту. А вот вертикальная — новый параметр: интенсивность протестных статусов, поступающих из сетевого окружения, достаточную, чтобы юзер сам начал продуцировать протестные посты.
Видно, что протестная блогерская активность членов сети с низким значением порога (первых протестных активистов и тех, кто легко присоединяется к протестной волне)
не зависит от того, как меняется протестная насыщенность их френд-ленты.
А вот для тех, кто менее склонен реагировать на протестные сигналы, изменение интенсивности важны, притом для членов сети, менее всего подверженных протестным экспозициям (с уровнем «протестного» порога, превышающим 0,5), важны особенно: последние проявляют активность (пишут сообщения с протестными тегами) лишь тогда, когда интенсивность протестных «вспышек» в их сетевом окружении сильно увеличивалась.
Значение этой зависимости раскрывают графики на рисунке 4, отображающие динамику протестного роста уже по дням. Видно, что в преддверии митинга основное число участников обеспечивали протестной волне юзеры с низким значением протестного порога (линия с квадратами), то есть активисты, для которых не имела значения протестная инерция их сетевого окружения. А вот основную, критическую массу волны протеста (вспомним график на рисунке 2) составили «умеренные» — юзеры со средним значением порога (0,2—0,5, линия с треугольниками), которые «активировались» 15 мая, вытягивая за собой «осторожных» членов сети с высоким (больше 0,5, линия с точками) значением порога — две параллельные кривые, взметнувшиеся вверх, когда уже начали разворачиваться события в офлайне, выглядят весьма красноречиво.
И опять, как не сложно заметить,
переломным моментом, не давшим протестным сигналам одиночек раствориться внутри сильно флуктуирующей виртуальной сети, стал офлайн — выход людей на городские площади.
Итак, анализ протестной активности, наблюдавшейся в социальном сетевом сервисе, охватывающем 86 тысяч пользователей, предшествовавшей и далее развивавшейся параллельно с протестной активностью в офлайне во время «испанской весны», показал следующее:
— большая часть членов соцсети начинает запрыгивать в «протестный поезд», когда доля их протестующих френдов начинает превышать 50% («умеренные» юзеры);
— локомотивом протеста, рекрутирующим новых членов, выступают онлайн-сообщества, которые сформированы на основе реальных, офлайновых социальных связей и знакомств;
— стабильный рост протестной волне обеспечивают офлайновые акции — митинги и акции протеста;
— переломным моментом, не дающим протестным сигналам растворится внутри виртуальной сети, демонстрирующей повышательную энтропию (флуктуирующей в широком диапазона пороговых точек), также является офлайн — выход протестующих людей на городские площади.
Последние три пункта несколько размывают популярный ныне тезис, что интернет и сетевые социальные сервисы являются провозвестниками некоего «нового социального порядка» — сетевой культуры, приходящей на смену иерархичным институтам.
Безусловно, они интенсифицируют горизонтальные социальные связи и протестные настроения, однако критическим условием, поддерживающим протестную активность, все равно остается улица и способность протестующих предложить обществу реальную альтернативу, а не только планшетную игрушку с интернетом.
Что касается альтернативы, то похвастаться участникам «испанской весны» пока что нечем: вопреки требованиям переформатировать политическую систему на выборах 22 мая победила одна из двух традиционных партий, вряд ли воспринимающая «Твиттер» как серьезную электоральную базу.