Цивилизация
Иногда говорят, что избиение заведомо слабых, отъём денег у бедных, вид кровавой блевотины на кровати и вкус хинина во рту одинаково отвратительны. Но что значит «одинаково»? Настолько же отвратительно или так же отвратительно? Да и как вообще померить, насколько отвратительно (или, наоборот, приятно) заданное вкусовое или моральное ощущение?
Психологи Хана Чапман и её коллеги из Университета Торонто утверждают, будто им удалось доказать, что одно и другое так же отвратительны.
Заодно они научились измерять величину этих ощущений числом – в милливольтах.
Работа канадских учёных, опубликованная в последнем номере Science, вполне укладывается в рамки принципа преадаптации. Согласно этому принципу, в ходе эволюции организм приспосабливает системы, возникшие для реакции на какие-то базовые сигналы – вкус, запах, температуру, — и использует их для обработки каких-то более сложных входных данных, относящихся к миру социального, морального или этического.
Если рассуждать таким образом, то истоки присущего нормальным людям отвращения к избиению слабых или мошенничеству надо искать в пищеварительной системе морских полипов, научившихся изрыгать горькую, а значит, опасную пищу из своих кишечных полостей ещё полмиллиарда лет назад. Ровно то же стремление – избежать опасной еды – стоит и за нашей реакцией на горечь. Ну а позднее, по мнению сторонников теории преадаптации, эту реакцию отторжения организм приспособил для отторжения потенциально опасной пищи и неприемлемого социального поведения (см. врез).
Чапман и её коллеги уверены, что нашли лучшее доказательство единства всех форм отвращения.
Учёные сравнили реакцию лицевых мускулов на горькие жидкости, омерзительные изображения и оскорбляющие человеческое достоинство финансовые предложения. Реакция вышла совершенно одинаковой.
Для начала психологи нашли универсальный признак дурного вкуса. Они изучили мимику нескольких десятков добровольцев, согласившихся выпить перед видеокамерой стаканчики с жидкостями разного вкуса – растворы сахара, лимонной кислоты, соли и, разумеется, хинина; в качестве контрольного стимула использовалась вода. С помощью стандартного программного обеспечения учёные попытались уловить и усреднить характерные движения лицевых мускулов в разных случаях и даже создали «эталонные» кислые, горькие, сладкие, солёные и нейтральные физиономии, на которых амплитуды характерных мимических реакций удвоены.
По словам авторов работы, среди всех мимических движений, что они изучили (их список, впрочем, в статье не приводится), нашёлся всего один по-настоящему универсальный признак отвращения к горькому. Это движение поднимающих мускулов верхней губы (levator labii superioris), которые в дополнение к своей номинальной функции ещё и сморщивают нос и углубляют складку под ним.
Более того, электрический потенциал, возникающий при сокращении этой мышцы, можно использовать для измерения интенсивности неприятных ощущений.
Вольтаж неплохо коррелирует с субъективной оценкой неприятности. Так что когда вас в следующий раз спросят, насколько горькой вам показалась полынная настойка, смело отвечайте: на 20–30 милливольт. Это максимальное значение, до которого Чапман доводила хинином своих подопечных.
Затем учёные удостоверились, что ровно тот же сигнал возникает и при демонстрации испытуемым (это уже были другие добровольцы) всякий отвратительных изображений – открытых ран, загаженных по края унитазов, мерзких насекомых и прочего. Результатом было то же сокращение мышцы и те же значения электромиографии (измерение электрического потенциала на мышцах). А вот на просто грустные, но не отвратительные изображения – фото бездомных, дорожных происшествий, безнадёжно больных и потерянных людей – реакция была хотя и отрицательной, но без подъёма верхней губы. Так что общность отвращения от горького и от нечистот можно считать доказанной, уверены канадские психологи.
А дальше пришла очередь самого главного теста – на отвращение к морально неприемлемому.
В качестве последнего учёные выбрали несправедливость, смоделировав её в стандартной психологической игре «Ультиматум». Здесь испытуемому предлагается принять или отвергнуть предложение разделить с водящим заданную сумму ($10) на две части. Деньги предоставляют организаторы, доли определяет водящий (подсадной человек или компьютер), а испытуемый может лишь принять либо отказаться от предложения, и если он отказывается, то денег не получает ни водящий, ни играющий. Логика подсказывает, что выгодно соглашаться и на один-единственный цент, но в реальности человеческое естество протестует и тем реже принимает предложения водящих, чем дальше они удаляются от «справедливого» дележа $5:$5.
Результат был всё таким же: чёткая корреляция между потенциалом на levator labii и уровнем отвращения (см. врез), которые также прекрасно коррелировали с «несправедливостью» предложения (по шкале от $5:$5 к $9:$1) и частотой отказов. По какой-то причине, правда, «мышца отвращения» сильнее напрягалась в случае дележа $5:$5, чем $7:$3, но разница здесь недотягивает до уровня статистической значимости.
Отсюда Чапман и её коллеги делают свой главный вывод:
морально неприемлемые действия «вызывают то же отвращение, что и переносчики болезней и неприятный вкус».
Не совсем так, замечают психологи Пол Розин и его коллеги из Университета американского штата Пенсильвания в сопровождающем статью Чапман комментарии. Работа канадцев показывает лишь то, что три исследуемых стимула (горький вкус, нечистоты и несправедливость) вызывают одну и ту же ответную реакцию.
Но когда мы говорим, что испытываем отвращение к чему-то, мы имеем в виду нечто большее, чем реакцию лицевых мускулов. Лишь в одном случае – горького вкуса – между стимулом и реакцией отвращения, по-видимому, нет промежуточных звеньев. Но уже для отвращения к нечистотам и уж тем более к несправедливости в цепочке от стимула к реакции должен быть как минимум один дополнительный элемент – система оценки стимула, которая решает, задействовать реакцию отвращения или нет. Из работы Чапман не становится понятнее, что это за системы и сколько их.
Может быть, нечистоты и несправедливость обрабатываются по отдельности и просто запускают одну и ту же реакцию – ту же, что автоматически провоцирует горький вкус. А может, организм приспособил для обработки моральных стимулов ту же систему оценки, что и для стимулов гигиенических. Последний вариант выглядит правдоподобнее с учётом того, что тот же организм приспособил единую систему реакции на все три типа раздражителей – оральные, гигиенические и моральные. Их внешние проявления неотличимы – здесь к Чапман вопросов нет.