За превращение в стайную саранчу отвечает гормон счастья
Пётр Смирнов
Под действем «гормона счастья» – серотонина, контролирующего в нашем организме настроение, саранча собирается в многомиллионные стаи и отправляется на поиски пропитания, заканчивающиеся уничтожением растительности на сотнях и тысячах квадратных километров.
Непродолжительные моменты счастья преображают даже самых серьезных людей, но улыбка до ушей со временем сходит с лица и слёзы перестают литься. А вот у саранчи тот же самый «гормон счастья» – серотонин, который контролирует перемены нашего настроения, запускает необратимые превращения. Как продемонстрировал Стивен Роджерс из Оксфордского университета и его коллеги-энтомологи, именно
кратковременное повышение серотонина в нервных сплетениях одиноких акрид заставляет их превращаться в больших, активных, пожирающих всё на своем пути насекомых.
Девятая казнь египетская представляет интерес не только для историков религии: до сих пор она остается проблемой для сельского хозяйства Китая, Африки и Австралии. Среди последних нашествий – шестикилометровая стая пустынной саранчи, поразившая Австралию.
Долгое время ученые не могли понять, откуда берутся миллионы желто-черных прямокрылых, безостановочно движущихся в поисках пищи, ведь стаи буквально возникали «ниоткуда». Оказалось, что это тот же самый вид, что и привычная пустынная саранча Schistocerca gregaria, последняя стадия личинки которой ничем не выделяется из окружающей среды: небольшие бледно-зеленые особи скромно, а главное — одиноко «сидят в траве», редко собираясь больше трёх-четырех на одну сотку земли.
Но стоит им собраться вместе, как начинаются ужасные превращения: вырастают мышцы, удлиняются крылья, скромный зеленый цвет меняется на агрессивный желто-черный.
Обычно «сборы» происходят в период засухи, когда даже одинокие формы вынуждены мигрировать в своеобразные оазисы, где осталось хоть немного пищи. А уже формирующиеся там стаи отправляются в дальнейшее путешествие в поисках пищи и лучшего места обитания – если не для себя, то, по крайней мере, для своих потомков.
Роджерс, один из соавторов опубликованной в Science работы, долгое время изучал вышеописанные превращения и пришёл к выводу, что их запускает тесный контакт – запах и внешний вид сородичей: максимального из воспроизводимых в лаборатории эффектов можно добиться за счет «тесноты».
На саранчу механический контакт действует совершенно противоположным образом, чем на пассажиров метров час пик: в их нервных сплетениях менее, чем на сутки возрастает концентрация серотонина, запускающего последующие изменения.
Представьте себе: примерно час давки – и целые сутки счастья.
Конечно, счастье — понятие относительное, и саранча, роль головного мозга у которой выполняет окологлоточное сплетение, подобных эмоций может и не испытывать. Кроме того, в организме насекомых работают свои собственные нейромедиаторы, например, октопамин, своеобразный антагонист серотонина, повышающий агрессивность и «индивидуализацию».
Поскольку «гормон счастья» и его превращения в организме животных хорошо изучены фармакологами, то с доказательством его роли проблем не возникло: в таких же агрессивных чёрно-жёлтых монстров зеленые личинки саранчи превращались и под действием веществ-предшественников серотонина, и под действием его аналогов (вроде тех, что используются в качестве антидепрессантов). Ингибиторы образования серотонина, напротив, тормозили превращение, но только в том случае, если их вводили в первые часы после физического возбуждения.
Впрочем, по признанию самих авторов, всё это вряд ли поможет в борьбе с нашествиями насекомых – запущенный процесс уже не остановить и, тем более, не повернуть вспять. Лучшим средством от полчища саранчи по-прежнему остаются тонны инсектицидов.