Цивилизация
Долгими июльскими ночами станция Беллинсгаузен сильно напоминает большой корабль, идущий против ветра: стучит дизель в машинном отделении, полощется флаг на флагштоке, люди сменяют друг друга на вахте. Да и сами дома сильно похожи на разложенную по частям надстройку. Только движемся мы не в пространстве, а во времени. Из месяца в месяц распорядок жизни неизменен, и вот уже малейшее изменение графика приводит к тому, что ты морщишь лоб и судорожно соображаешь, как быть с такой напастью.
Состояние это на местном диалекте называется «анабиоз». По слухам, на континентальных станциях, которым меньше повезло с соседями, анабиоз настигает сотрудников вскоре после отбытия предыдущей зимовки и продолжается вплоть до погрузки на самолет или корабль. Однако большинство вовсе не считает это проблемой: ведь происходит всё обычно по схеме «заснул — проснулся — год прошел».
А можно то же самое явление описать совсем по-другому. Например, так: не проходит и пары недель, как на нашей станции что-нибудь происходит! Вот, например, в начале июля, когда море уже успело замерзнуть до самого горизонта, к нам на станцию стали регулярно попадать морские котики. Со стороны пролива Брансфилда днем и ночью приползали одиночные животные и целые группы. Было очевидно, что маршрут через нашу станцию этим тюленям известен давно: животные безошибочно шли одной и той же дорогой, чтобы попасть на другую сторону полуострова — к проливу Дрейка, который совсем недалеко от берега был свободен ото льда.
По снегу и льду морской котик либо скачет на четырех ластах, либо, используя переднюю часть тела как лыжу, толкает себя задними ластами. От такого способа передвижения на шикарных усах и мордах котиков повисают круглые «снежки». Переход по покрытой льдом бухте Ардли и полуострову давался животным с заметным трудом. Часто отдыхающих котиков можно было встретить в самых неожиданных местах — у входа на камбуз, посреди дороги. Люди старались не мешать тюленям и не тревожить их зря. То, что в середине зимы у нас случаются такие «гости», известно давно. Вот только количество животных каждый год разное — бывают годы, когда одновременно на станции можно увидеть несколько десятков зверей, однако случается, что за всё время миграции удается встретить всего нескольких котиков. В этом году за две недели нас посетили чуть больше двух десятков животных.
Есть один верный способ победить зимнее однообразие — найти себе новое занятие по специальности. Бывает, что и рад бы не делать ничего нового, а деваться некуда. Так произошло с работами в «лаборатории».
Собирая меня в дорогу, сотрудницы-химики тщательно посчитали количество реактивов, которое требуется на год работы. Откуда же нам тогда было знать, что помимо определения кислорода я займусь чем-либо ещё? И вот теперь, после двадцатого определения калорийности рачка-бокелли, в лаборатории совершенно кончился йодид калия. Работа встала. До этого все проблемы лаборатории решал госпиталь — когда-то на станции проводились медицинские исследования, и некоторая посуда и реактивы сохранились с тех давних пор. Благодаря медпункту я обзавелся старенькой электроплиткой — теперь утюг для варки крахмала отправился на основное место работы.
Однако с йодидом калия доктор ничем помочь не смог. Эта соль — распространенное противорадиационное средство, но с радиацией наш медпункт не борется. К счастью, в поисках реактива мы обнаружили грандиозное количество обычной настойки йода — около десяти литров. Конечно, тут же появилась идея получить йодид своими силами. Доктор без сожаления расстался с литровой бутылью настойки. После обстоятельной консультации по почте с химиками института я отправился… к токарному станку. Механик наточил на станке горку свежих железных опилок. Теперь всё было готово.
На бумаге реакция казалась очень простой. Йод настойки реагирует со щелочью при нагревании — раз. Образовавшийся осадок восстанавливаем при кипячении железными опилками — два. Фильтруем и упариваем раствор, сушим кристаллы — три. Разумеется, на практике в наших условиях всё оказалось сложнее. Как, не имея индикаторов, обработать йод едким кали, не получив сильнощелочную реакцию в конце? Сколько надо кипятить раствор с опилками, если даже после двух часов кипячения вода испарилась, а йодид не восстановился до конца? И, наконец, как всё это проделать в единственном термостойком стакане?
Была ещё одна важная особенность у этой реакции — сильный специфический запах спирта и химикатов, ведь реагирует не чистый йод, а спиртовая настойка.
Конечно, у моей «лаборатории», бывшей когда-то каютой, не было вытяжки. На втором стакане выпаренной настойки обитатели нашего дома взбунтовались. Значит, теперь кипятим, пока остальные дежурят. После нескольких неудачных опытов стало понятно, что за одно кипячение с железом йодид полностью не восстановится. Пришлось растворять полученные «грязные» кристаллы и повторять всё сначала. Благо времени на это хватало с избытком. Через две недели работы в одной пробирке наконец скопился сероватый «чистый» порошок, не буреющий при добавлении слабой серной кислоты, — не более пятнадцати грам. На какое-то время хватит. А «грязную» соль можно использовать где-нибудь еще.
Приятная особенность нашей станции — при большом желании здесь можно найти всё что угодно. Вот и теперь, разгребая пустые коробки, я случайно натолкнулся на целую бутыль ледяной (концентрированной) уксусной кислоты. Так в программе исследований появился еще один пункт — изучение морских инфузорий. Ведь если смешать настойку йода, уксус и йодид калия, то получится фиксатор для этих нежных одноклеточных организмов.
Планктонные инфузории — важнейшее звено любой морской экосистемы. Питаясь бактериями и мельчайшими водорослями, они служат пищей более крупным ракообразным. Схема, по которой энергия водорослей доступна крупному зоопланктону через одноклеточных «посредников», получила название «микробиальной петли». Вдали от берегов, где океанские воды содержат мало питательных солей, главным компонентом фитопланктона становятся мельчайшие жгутиковые водоросли с гордым именем «нанофлагелляты», слишком мелкие, чтобы их могли поймать рачки-копеподы. В таких морских экосистемах основная пища рачков — именно инфузории. Также благодаря этим простейшим в любой водной экосистеме можно определить наличие органического загрязнения — инфузории бурно размножаются, если в воде содержится большое количество бактерий.
Конечно, обрабатывать пробы инфузорий будет специалист, моё же дело — отобрать и зафиксировать их правильно. Двадцатиградусный мороз и ветер превращали отбор проб в увлекательное занятие. По девяностосантиметровому льду бухты мы смело перемещались на снегоходе, за которым тянулись сани с льдобурами, пешней и другим оборудованием. Ведь за две недели, проходившие между нашими выездами, большая лунка успевала замерзнуть полностью. Фактически мы каждый раз бурили её заново.
В месте отбора проб на десятиметровой глубине постоянно проживал гидрологический зонд, каждые две минуты измерявший температуру и соленость воды. Память прибора необходимо было периодически освобождать — для этого океанолог забирал его в тепло, к компьютеру. В это время в лунку ловить рачков отправлялась планктонная сеть. Пробы более мелких организмов отбирались еще проще — вода из лунки набиралась прямо в бутылки. Однако эту воду надо было успеть доставить в лабораторию и зафиксировать, прежде чем она замерзнет: кристаллы льда запросто разорвут всю мелочь на куски.
Подо льдом в океане идет очень важный процесс — в темноте бактерии потребляют органическое вещество, накопленное за прошлое лето, и насыщают воду солями азота и фосфора. Как только пригреет солнце и растает лед, в воде, насыщенной питательными солями (биогенами), бурно размножатся одноклеточные водоросли — фитопланктон. Они обеспечат пищей растущих и размножающихся животных — рачков-копепод и криль. А значит, не останутся голодными и пингвины, и киты.
Жизнь подо льдом в океане не ограничивается бактериями и простейшими. Зимой в наших краях отлично ловится нототения. Рыба весь год остается верна своим привычкам и с наступлением зимы не уходит на глубину. Вот только у берега лед еще толще, чем в открытой части бухты. Льдобур уходит вниз по самую рукоятку, а воды в лунке всё нет. Но уж если удалось пробурить полутораметровый слой льда, то обязательно достанешь хотя бы одну рыбину. Голодная рыба жадно хватает крючок с мясом, прозевать поклевку невозможно. Главное, чтобы голова нототении оказалась меньше диаметра лунки.
Добычей трех рыбаков, полдня непрерывно буривших лед, стали пять рыб. Немного. Зато такой отдых можно назвать по-настоящему активным.
А в кинозале дома «Дружба» теперь каждый вечер звучат виниловые пластинки. Одна светлая голова решила достать с полки большой проигрыватель — теперь сражения на бильярде проходят под порядком забытые голоса и шипение иглы. В пластинках на станции удивительно отразилась история нашей тогдашней страны — от революционных маршей до БГ (признан в РФ иностранным агентом). И, честное слово, многие песни только хорошеют, когда звучат в таком «неторопливом» формате. Ведь общение с проигрывателем и пластинками дает совсем другое отношение к музыке — почти забытое ныне уважение к каждой минуте записи. Берегите пластинки!
В следующий раз мы будем следить за борьбой между станциями за медали и кубки на Антарктических олимпийских играх. И крепить российско-китайскую дружбу.