Цивилизация
Авторы проекта сообщают, что ему предстоит стать «основным методологическим документом для органов государственной власти и местного самоуправления», определяющим направления государственной политики по противодействию экстремизму.
Тем самым МВД претендует едва ли не на все антиэкстремистское поле, которое полицейские сейчас делят с ФСБ.
Документ развивает положения Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года, утвержденной еще Дмитрием Медведевым в бытность его президентом. В ней «экстремистская деятельность националистических, религиозных, этнических и иных организаций и структур, направленная на нарушение единства и территориальной целостности Российской Федерации, дестабилизацию внутриполитической и социальной ситуации в стране», рассматривается как одна из основных угроз национальной безопасности России.
Развивает, но не конкретизирует. И именно это вызывает наибольшие опасения экспертов и правозащитников.
Основным каналом распространения деструктивной, в том числе экстремистской идеологии в документе называется сеть интернет. Она же, по их мнению, служит главным средством связи, рекрутирования и самовербовки новых членов для экстремистских и террористических группировок.
Главным инструментом радикализации общества подчиненные Владимира Колокольцева считают «вовлечение различных групп населения в протестные акции, которые впоследствии трансформируются в массовые беспорядки».
Также важным инструментом вербовки и радикализации членов экстремистских сообществ для них выступает религия. В этом плане «особую тревогу» у полицейских вызывает экспансия нетрадиционного для России радикального ислама с территории других государств, проводниками которого становятся «иностранные эмиссары и выпускники зарубежных теологических центров радикального толка». И как следствие, «попытки создания в различных регионах страны ячеек запрещенных международных террористических и экстремистских организаций».
В качестве еще одного фактора распространения экстремистской идеологии разработчики стратегии называют «деструктивную деятельность отдельных иностранных некоммерческих неправительственных организаций, ряда общественных и религиозных объединений и их структурных подразделений, связанную с пропагандой радикальных идей».
Среди мер противодействия распространению экстремизма в обществе полицейские предлагают «адресное профилактическое воздействие» на тех, кто наиболее подвержен воздействию этой идеологии, мониторинг СМИ и интернета для своевременного выявления ее пропаганды, дальнейшее «ограничение доступа к информации, содержащей экстремистскую идеологию», включение в учебные планы школ и вузов «тем и вопросов, направленных на воспитание граждан, придерживающихся традиционной для российской культуры системы ценностей».
Размытость формулировок документа вызывает у правозащитников опасение, что его принятие приведет к фактической отмене основополагающей для правового государства нормы — презумпции невиновности, обязательность применения которой декларируется в том числе и российской Конституцией.
«Под такой экстремизм можно упихнуть в тюрьму кого угодно. В уголовной, процессуальной практике, я считаю, вообще неприменимы термины, которые позволяют широкое толкование, — «экстремизм», «радикализм». Людей нужно судить за деяния, а не за намерения, — подчеркивает член СПЧ журналист Максим Шевченко. — Вот коммунист. Он выступает за установление коммунистического общества, то есть против нынешнего государственного строя. Подпадает он под радикализм? Подпадает. Его за это судить? Судить нужно за дела, а не за слова. Есть преступления против личности, против собственности. У нас же вводится презумпция виновности».
Это позволяет силовикам без особых усилий зарабатывать себе звездочки и погоны, выполнять план по преступлениям, отмечает Шевченко, в то время как реальные уголовники продолжают оставаться на свободе и совершать преступления.
Коллега Шевченко по СПЧ Илья Шаблинский выступает категорически против признания акций протеста «основным инструментом радикализации общества».
«Это основные формы реализации конституционного права собираться мирно и без оружия. То есть «инструментом радикализации» - да еще основным! - именуется использование гражданами своих конституционных прав. Это тревожный симптом. Разумеется, массовые акции должны проходить мирно. Так, они и проходили мирно. Но соблюдать нормы Конституции и законов должны не только демонстранты, но и полицейские. Это опасный пункт, и он должен быть исключен.»
Кроме того, он считает «Стратегию» способом нового наступления на НКО. «Я не понимаю, о каких НКО идет речь. Может, имеется в виду «Голос», выявлявший жульничество и фальсификации на выборах? Может, Костромской центр общественных инициатив, который я представлял в Конституционном суде и который провел семинар, посвященный российско-американским отношениям? Эти НКО были признаны прокуратурой «исполняющими функции иностранных агентов». Но их деятельность точно не соответствует признакам экстремистской деятельности, которые предусмотрены соответствующим законом».
Защищает документ член комитета Совета Федерации по безопасности и обороне Валерий Шнякин, который считает его формулировки не размытыми, а направленными на профилактику экстремизма. И этот акцент, по его мнению, вполне оправдан.
«Борьба с экстремизмом должна носить упреждающий характер, — подчеркивает сенатор. — При разработке подобных документов всегда анализируются соответствующие законодательные акты других стран. И как правило, мы берем за основу либо средние нормативы, либо самые низкие. Если сравнить с законодательством европейских стран и США, то там меры против экстремизма на порядок жестче».
Тот же самый Виктор Бут ничего не сделал против Америки, будто бы только собирался, но получил в США 25 лет тюрьмы, добавляет сенатор.
«Лично я, если б было возможно предупредить все те жертвы преступлений экстремистов, которые в последние годы произошли в России, готов был бы наказывать этих людей самым жесточайшим образом», — говорит сенатор.
