Цивилизация
9 февраля исполнится ровно год с того момента, как Сергей Удальцов заключен под домашний арест. Басманный суд трижды продлевал эту меру пресечения, последним решением — до 6 февраля. Он и Леонид Развозжаев обвиняются в организации массовых беспорядков 6 мая 2012 года на Болотной площади и в приготовлении к организации массовых беспорядков осенью 2012 года. Возбуждено уголовное дело по ч. 1 ст. 212 УК РФ (до 10 лет лишения свободы) и ч. 1 ст. 30, ч. 1 ст. 212 УК РФ (до 5 лет лишения свободы). Завтра в Мосгорсуде начнутся предварительные слушания по делу.
Сергей Удальцов провел год в фактической изоляции — ему запрещены получение и передача любой корреспонденции, он не имеет права пользоваться интернетом, звонить по телефону и принимать звонки. Не может выходить на улицу, кроме как для поездки в Следственный комитет, где он знакомится со своим уголовным делом. Общаться ему разрешено только со следователями, адвокатами и женой.
По просьбе «Газеты.Ru» адвокаты передали вопросы издания Сергею Удальцову и записали ответы.
«Требования протестных маршей почти забыты»
— Что сейчас, на ваш взгляд, происходит с протестным движением?
— Скажу прямо, хотя, может, это и не всем понравится. Широкое протестное движение, которое зародилось в декабре 2011-го и поначалу так напугало власти, сегодня практически развалено. Причины довольно очевидны.
С одной стороны, постарались власти — нейтрализовали самых активных, деморализовав тем самым и других. С другой стороны, недобрую роль сыграли амбиции некоторых лидеров, да и «троянские кони» внутри поработали.
В итоге требования стотысячных маршей (о досрочных выборах президента и парламента, об изменении Конституции, коренной реформе избирательного законодательства, социальных реформах) почти забыты. Координационный совет (КС) оппозиции прекратил свое существование, а «узники Болотной» сидят по тюрьмам.
Считаю, что развал общего протестного движения является большим шагом назад. Поэтому в первую очередь всем нам сейчас надо думать о том, как восстановить полноценную координацию. Думаю, пока стоит вернуться к менее формализованному оргкомитету оппозиции, который удачно работал до октября 2012 года, организовав все самые успешные массовые акции. Возможно, его роль сможет выполнять Комитет протестных действий, сформированный недавно из активистов разных организаций и уже проведший ряд мероприятий в защиту политзаключенных.
Главное, на мой взгляд, гражданам нужно верить в свои силы и проявлять больше инициативы, а не ждать чьей-то команды.
— Смерть КС была зафиксирована 19 октября. В чем была ошибка организаторов? Была ли возможность избежать такого финала?
— Уже после одного-двух заседаний мне стало понятно: многие члены КС, как ни странно это прозвучит, не заинтересованы в эффективной работе. Членов КС можно было условно разделить на три группы: случайные люди (те, кто вообще не очень понимал, зачем избирался в КС), саботажники (те, кто шел в КС, чтобы сознательно тормозить его работу и гасить протестную активность) и реальные оппозиционеры (те, кто хотел, чтобы работа реально способствовала развитию протестного движения). В итоге последние оказались в меньшинстве.
Кого-то, как меня, вообще арестовали, и работа фактически застопорилась, упершись в стену бюрократического регламента и прочей казуистики.
Конкретные фамилии называть не буду, грамотные люди и так поймут. Польза только в том, что теперь ясно, с кем в будущем не стоит иметь общих дел. Лично у меня такие «черные списки» уже составлены (смеется). А в целом вывод простой: излишняя формализация и бюрократизация наших действий на данном этапе несет большие издержки и стопорит работу.
— Власти объявили курс на прозрачность и конкурентность выборов. На выборы 8 сентября допустили представителей оппозиции, Навальному и Гудкову единороссы даже помогли в Москве со сбором подписей муниципальных депутатов. В Екатеринбурге выборы выиграл Евгений Ройзман. Как вы считаете, насколько это показательно и верите ли вы в то, что идет речь о реальной либерализации избирательного процесса?
— Если бы была проведена коренная реформа избирательной системы, создающая равные условия для всех участников выборов и максимально ограничивающая возможности для фальсификаций, — тогда бы поверил.
А так оппозицию просто пытаются заманить в ловушку, и многие на это ведутся, к сожалению. Доверия к таким обещаниям у меня нет.
Однажды я ходил на встречу к бывшему президенту Медведеву. Обсуждалась политическая реформа, тоже звучали разные обещания. В итоге практически ничего выполнено не было. Задача нынешней элиты — держаться у власти как можно дольше. Сейчас просто отрабатываются новые технологии манипуляции выборами. Отмечу, что и старые никуда не делись: фильтры, неравный доступ в СМИ, партии-спойлеры, уголовные преследования конкурентов.
Постоянные изменения в законодательстве тоже не способствуют установлению четких правил игры. Яркий пример — последние инициативы по увеличению доли одномандатников в региональных парламентах (в Москве их вообще будет 100%). Еще недавно власти убеждали всех в необходимости укрепления партийной системы, предлагали оппозиции включиться в партстроительство. Теперь власть смекнула, что добиваться нужных результатов в одномандатных округах будет проще, и ветер подул в другую сторону.
То есть законодательство о выборах постоянно подгоняют под текущие интересы властей.
При этом отдельные успехи типа победы Ройзмана в Екатеринбурге не должны вводить в заблуждение — общей картины это не меняет. Некоторых представителей оппозиции могут пустить во власть на вторых ролях, но система остается прежней.
— Как вы оцениваете итоги осенних выборов 2013 года? По-прежнему считаете, что выборы нужно бойкотировать?
— В нынешней ситуации я сторонник бойкота, но бойкота активного и консолидированного. На прошедших выборах мэра Москвы, когда стало ясно, что часть кандидатов отсекли от участия в кампании (в частности, мне вообще не дали возможности вовремя подать документы на выдвижение, что, как я считаю, нарушило мои конституционные права), я предлагал всем оппозиционным кандидатам согласованно снять кандидатуры и призвать к протестным выступлениям. Для властей это стало бы сильнейшим ударом. К сожалению, «настоящих буйных мало»: многие записные оппозиционеры мечтают попасть к думской кормушке (недаром Путин все повышает депутатам зарплаты), поэтому на практике реализовать тактику бойкота пока не получается.
Итоги прошедших выборов для протестного движения я оцениваю без восторга. Серьезных побед нет, протестные акции почти прекратились.
Мы выходили на марши, требуя честных выборов. А теперь многие энергично агитируют за участие в выборах, как будто они стали честными и свободными.
Нехорошая история получается. Да, кто-то на этих выборах поднял свой личный рейтинг, но мы с ребятами сидим по «болотному делу» не за чьи-то рейтинги. К сожалению, большинство предпочитает удовлетворять свои личные амбиции или отрабатывает обязательства перед Кремлем. Поэтому мы пока и проигрываем.
— Что думаете по поводу грядущих выборов в Мосгордуму?
— Скорее всего, неугодных кандидатов будут отсекать уже на стадии регистрации, а также использовать другие приемы. Задачу-максимум я уже назвал — активный бойкот. Что касается задачи-минимум, то нужно создать общий оппозиционный штаб, договориться о распределении сильных кандидатов по округам (чтобы в каждом округе был «единый кандидат») и работать на победу этого «народного списка». Если на округ будут претендовать несколько оппозиционных кандидатов, провести праймериз или соцопрос, чтобы выявить сильнейшего. И, конечно, быть готовыми выйти на улицы в случае нарушений, причем не только после выборов, но и накануне их проведения. Все остальное — это слив воды.
— В конце прошлого года Владимир Путин помиловал Михаила Ходорковского, затем была проведена амнистия, по которой освобождены, в частности, участницы группы Pussy Riot и пять фигурантов «болотного дела». Как считаете, это действительно «оттепель»?
— Разговоры про «оттепель» меня смешат. Выпустили несколько человек, которые практически полностью отсидели свои сроки. По «болотному делу», которое сегодня является главным политическим процессом в стране, освободили только несколько человек, а большую часть готовят к посадке. Так что «оттепелью» пропагандистские мероприятия, проводимые перед Олимпиадой, может назвать только наивный человек или тот, кто сам хочет обманываться. На самом деле это небольшое ослабление политических морозов — ну примерно с -20 до -15. Но все равно зима.
«Лидеров не бывает слишком много»
— С того момента, как вас заключили под домашний арест, «Левый фронт» (ЛФ) практически исчез из информационного поля. Какая сейчас обстановка в организации?
— «Фронт» в последнее время подвергся сильному репрессивному воздействию: кто-то арестован, кто-то уехал из страны, чтобы избежать ареста, некоторое время мы вообще были под запретом. Выбило сразу несколько ключевых фигур, на которых во многом и держалась работа: меня и Развозжаева арестовали, Алексей Сахнин эмигрировал, Константин Косякин умер, Илья Пономарев под давлением руководства «Справедливой России» отошел от активной деятельности.
Лидеров никогда не бывает слишком много, а потеря сразу нескольких серьезно ударила по дееспособности «фронта».
Но какой-то деморализации не наблюдаю, ребята делают что могут. Не скрою, ЛФ сейчас переживает тяжелые времена, но я верю, что испытания в итоге сделают нас только сильнее. Как говорится, будут новые победы – встанут новые бойцы.
— Левый сегмент оппозиции вообще как-то заглох. Как считаете, почему так происходит? Почему улица, до недавнего времени во многом левая, перестала быть таковой?
— Вот посадили Удальцова, и заглох протест (смеется). Для начала надо отметить, что в прошлом году «улица» вообще сильно ослабла. После подъема 2011–2012 годов наступил период реакции и спада активности. Что касается левого движения — обстановка непростая. Когда я говорю о необходимости восстановить взаимодействие разных групп оппозиции, то надо понимать: для начала надо навести порядок внутри самих себя.
«Левый отряд» страдает всеми общеизвестными политическими недугами: раздробленность, нездоровые амбиции лидеров, перекосы в сторону излишнего соглашательства с властями или, напротив, в сторону неадекватного радикализма и сектантства.
Поэтому сейчас для нас важно наладить координацию внутри левого движения. Я давно предлагаю создать единый координационный центр левых сил, в который вошли бы представители парламентских партий и основных «несистемных» организаций. Это помогло бы усилить наше совместное участие в протестных кампаниях и развитии социальных движений, дало бы возможность эффективно координировать действия на выборах. Иначе на улицах левых будут вытеснять национал-популисты, а на выборах они, наплодив десяток партий, будут мешать друг другу на радость оппонентам.
И конечно, левому движению нужны свежие лица, молодые энергичные кадры. К сожалению, кадровая политика в той же КПРФ пока этому не очень способствует. Надо меняться как можно скорее, иначе есть риск выпадения из политического процесса – можно посмотреть на Украину, где левые силы пока выступают в роли статистов.
— Кстати, как вы оцениваете события на «евромайдане»?
— Содержательная часть этих событий не вдохновляет. Как и десять лет назад, был выбор между ставленниками разных олигархических групп – Януковичем и Ющенко, так и теперь – между тем же Януковичем, идейными соратниками Ющенко (Яценюк и Кличко) и откровенными неонацистами.
То есть за десять лет украинское общество не выдвинуло на политическую сцену ничего более прогрессивного. От этого становится грустно.
Решать, конечно, им самим. Пусть, в конце концов, проведут референдум и скажут, в какой союз они хотят — Европейский или Евразийский. Если интересует мое мнение, — конечно, я сторонник максимальной интеграции России и Украины. Только, к сожалению, у России сегодня не самое привлекательное лицо для такого союза. И в этом уж мы сами виноваты.
— В Госдуме представлены две партии, позиционирующие себя как левые, и еще две, время от времени озвучивающие левые идеи и социалистические лозунги. Может, это вообще говорит о том, что партия власти перехватила повестку у левых?
— Партия власти и ее сателлиты заигрывают с левыми идеями давно, потому что эти идеи в России очень популярны. Но именно заигрывают. Природа путинского правления далека от социализма. Основные производственные мощности и сырьевые запасы контролируются узкой элитной группой. Наличие левых партий в парламенте сегодня — в большей степени декорация, так как на принятие основных решений они влиять не могут.
Да и вообще, у нас многие сегодня путают левую идею с консервативной идеей сильного, авторитарного государства. Это, как говорится, две большие разницы.
Отмечу, моя оппозиционность не носит персонифицированного антипутинского характера. Если бы президент взял реальный курс на «левый поворот», я бы поддержал обеими руками. Но для этого ему надо в первую очередь ограничить финансовые аппетиты своих многочисленных друзей, которые за эти годы привыкли жить в роскоши. Провести ревизию бандитской приватизации 90-х, ввести прогрессивное налогообложение, создать органы народного контроля, поддержать развитие независимых профсоюзов, серьезно ужесточить ответственность за коррупционные преступления, а также совершить еще целый ряд действий.
А главное — начать переход от идеологии наживы и накопительства, которая доминирует в стране, к идеологии справедливости и созидания. Путин на это идти не готов, и то, что мы видим сегодня, – лишь косметический ремонт, а не системные преобразования.
Так что повестка настоящих левых сил остается актуальной. Только нам надо лучше, ярче доносить ее до граждан, меньше звать в прошлое, а больше – в будущее. Левая идея – это идея прогресса, а не ностальгия по «старым добрым временам». Хотя во многом они действительно были добрыми.
— За последний год в обществе резко вырос градус национализма. Было несколько довольно крупных конфликтов, много мелких, гораздо больше, чем раньше. С чем это связано, на ваш взгляд, и что с этим можно сделать?
— Националистическая зараза на бытовом уровне сидит в каждом человеке – это такое природное недоверие к чужаку. Разумные люди сами способны подавлять в себе эти примитивные инстинкты. Ну а тех, кто не способен самостоятельно справиться с болезнью, должно ставить на место государство (не только репрессивными, но в первую очередь воспитательными мерами).
Однако наше государство, напротив, в последнее время любит заигрывать с дремучими ксенофобскими настроениями.
Делается это, на мой взгляд, для того, чтобы канализировать растущую энергию граждан, недовольных проводимой властями политикой, в русло межнациональной розни. И в то же время нечистоплотный бизнес в спайке с жуликами-чиновниками поощряет незаконную миграцию, которая приносит отличные дивиденды. Все вместе и влечет за собой рост националистических настроений, особенно среди молодежи. На самом деле это крайне опасная тенденция.
Оппозиция должна очень ответственно подходить к этой проблеме. К сожалению, сегодня многие оппозиционные политики соревнуются в националистических высказываниях. Конечно, разыгрывая «национальную карту», можно получить дополнительные проценты голосов на выборах, но все это характеризует таких оппозиционеров не с лучшей стороны.
На мой взгляд, оппозиционная уличная политика должна не разъединять наших граждан по национальному признаку, а, наоборот, способствовать сплочению общества на базе интернационализма, разъяснять людям, что их основные проблемы и беды порождены политикой властей, а не приезжими. Было бы круто, если бы оппозиция выступила с инициативой проведения Марша дружбы, пригласив на него представителей различных национальных общин.
«Месяцы жизни уходят в пустоту»
— Расскажите, в каком состоянии ваше уголовное дело находится сейчас?
— Наше уголовное дело было выделено из основного «болотного дела». Следствие считает, что мы с Развозжаевым вступили в сговор с иностранной разведкой (в лице грузинского злодея Гиви Таргамадзе) и начали с упоением организовывать массовые беспорядки. Основные доказательства стороны обвинения – видеозаписи, сделанные неустановленными лицами скрытой камерой, а затем переданные телеканалу НТВ, а также показания Константина Лебедева, который заключил сделку со следствием. И, естественно, эти абсурдные обвинения мы категорически отвергаем.
Начиная с июня прошлого года (когда мне предъявили обвинения в окончательной редакции) и вплоть до ноября меня каждый день возили в Следственный комитет, меня уже туда можно было оформлять на полставки, где по 6–7 часов происходило ознакомление с 85 томами дела.
Чтение увлекательное, в перспективе из этих материалов можно сделать хороший сценарий для шпионского детектива в духе фильма «ТАСС уполномочен заявить».
Однако через полгода это увлекательное чтение подошло к концу, и в декабре СК передал наше дело в прокуратуру для утверждения обвинительного заключения. Прокуратура все утвердила и передала в суд, но 26 декабря Мосгорсуд вернул дело в прокуратуру, установив, что обвинительное заключение составлено с нарушениями.
В частности, СК не до конца определил, какие свидетели будут выступать со стороны обвинения, а какие – со стороны защиты. На мой взгляд, это неожиданное решение суда связано с желанием властей не портить праздничную олимпийскую атмосферу, поэтому начало нашего суда решили немного притормозить – до «послеолимпиады».
— Как вы себя чувствуете в условиях домашнего ареста? Как проводите время?
— Домашний арест в моем случае подразумевает полный запрет на выход из квартиры, общение с кем-либо, кроме близких родственников и адвокатов, пользование телефонной связью и интернетом. На ноге у меня электронный браслет, с помощью которого ФСИН контролирует все мои перемещения. Даже температуру тела могут отслеживать.
Так что, если, не дай бог, помру, то первыми об этом узнают в уголовной инспекции (смеется).
Все мои блоги в интернете сейчас ведут соратники, сообщения в СМИ передают адвокаты. В целом основные новости до меня доходят, хотя и не так быстро, как при «вольной жизни». К слову, в практике применения домашнего ареста еще много пробелов. Вот уже несколько месяцев не могу попасть к врачу, чтобы проверить зрение. По инструкциям Минюста и ФСИН я могу вызвать «скорую помощь», а вот плановое посещение врача не предусмотрено.
Безусловно, домашний арест заставляет развивать самодисциплину. Иначе можно одичать, разжиреть и деградировать. Хорошо, у меня нет зависимости от алкоголя, а то мог бы и в запой уйти.
Не расслабляться помогает уверенность в своей правоте, физкультура, чтение хороших книг и, конечно, общение с родными и адвокатами, которые меня очень поддерживают.
Стараюсь делать записи, что-то вроде дневника, на их основе потихоньку пишу книгу. Хочу рассказать о российской оппозиции, о наших революционерах. Достоевский в свое время написал на эту тему «Бесы», у меня есть задумка назвать свое произведение «Балбесы» (смеется). Появляются и не очень полезные привычки — например, стал больше смотреть телевизор и выучил названия телесериалов. Теперь смогу на равных вести дискуссии с бабушками у подъезда.
— Что за это время стало для вас самым серьезным испытанием?
— Осознание того, что месяцы жизни уходят в пустоту, отсутствие общения и возможности заниматься какой-либо полезной деятельностью. Сидишь дома, как в чулане, — эдакий «лишний человек». Поначалу очень напрягало психологически. Сейчас пообвыкся, но все равно это главная проблема. Представляю, как сильно это ощущают те, кто сидит в СИЗО. Все остальное по большому счету мелочи.
— Каков ваш прогноз на исход вашего дела? И какие в целом планы на будущее?
— Внутренне готов к любому исходу, страха никакого нет. Знаю, что невиновен. Планы на жизнь простые — оставаться человеком, пройти все трудности достойно и не предать самого себя, родных и друзей. А строить сейчас какие-то детальные планы не вижу смысла. Однозначно могу сказать одно: мои взгляды и принципы за последнее время не поменялись.
Данный текст записан и передан адвокатами Сергея Удальцова.
