Цивилизация
Готовиться к последнему дню процесса по делу оппозиционера Алексея Навального и его приятеля Петра Офицерова Киров начал за день до заседания. Кафе, расположенное напротив Ленинского районного суда, перешло на круглосуточный режим работы. Репортеры, фотографы и операторы, желавшие попасть в зал, начали занимать очередь на вход с семи утра среды и провели у дверей суда всю ночь. Мест в зале заседаний всего 60, при этом попасть на приговор надеялись представители самых разных СМИ: и региональные кировские, и федеральные издания, и мировые информационные агентства. Не было в списке на вход только журналистов главных российских телеканалов. Людей, представляющих три федеральные кнопки, ни в самом зале суда, ни рядом со зданием в день оглашения приговора так и не оказалось.
В восемь часов утра приставы в форменном обмундировании и шлемах открыли двери и начали запускать людей в зал. Журналистов (кроме них, в это время у здания суда так никто и не появился) тщательно досматривали, большие сумки даже просили сдавать в камеру хранения, а при себе оставлять лишь самое необходимое.
До начала оглашения приговора оставался еще час. Счастливчики, попавшие в зал заседаний после почти суточного дежурства у стен суда, коротали время за обсуждением вероятного исхода процесса по делу «Кировлеса». Думать ни о чем другом, кроме предстоящего оглашения приговора судьи Сергея Блинова, не получалось.
Всплывал только время от времени в разговорах Нельсон Мандела — бывшему лидеру ЮАР, когда-то сменившему робу политического заключенного на президентский пост, в четверг исполнилось 95, и в этом собравшимся в Ленинском районном суде виделся какой-то символизм.
Своими прогнозами по поводу приговора Навальному делился член Координационного совета оппозиции Борис Немцов (он, разумеется, попал в зал без очереди; по его словам, «так неожиданно решили журналисты, стоящие у суда»). Оппозиционер рассказал, что узнал от адвокатов Навального о никогда не применявшейся до сих пор практике, которая тем не менее все же допускается нормами УПК. Немцов полагал, что Навального могут приговорить к реальному сроку лишения свободы, при этом не меняя ему меры пресечения до тех пор, пока суд второй инстанции не утвердит приговор. Поскольку до апелляции может пройти несколько недель, главный фигурант по делу «Кировлеса» мог бы еще какое-то время находиться на свободе и участвовать в мэрской кампании, говорил Немцов.
«То есть понимаешь, да? Реальный срок, но не менять меру пресечения. Кобзев (адвокат Навального Вадим Кобзев. — «Газета.Ru») мне сказал, что такое в принципе возможно по УПК. Возможно, но ни разу не применялось. Я думаю, что именно так и будет. Для них это был бы идеальный вариант. Держать Навального на свободе, а закрывать тогда, когда это стало бы для них реально опасным», — говорил Немцов.
Журналистка Евгения Альбац была уверена, что срок будет условным.
«Реального не может быть. Реальный — это значило бы, что у них совсем сорвало крышу», — качала она головой и была весьма убедительна.
Наконец в зале стали появляться участники процесса и родственники подсудимых. Петр Офицеров впервые с начала процесса появился в здании суда в повседневной одежде. Серая футболка вместо аккуратной рубашки, совсем простые джинсы, на ногах кроссовки, а не кожаные ботинки, как на предыдущих заседаниях. — Офицеров явился на оглашение приговора в таких вещах, которые разрешается носить в СИЗО. Обратный билет на поезд до Москвы он в этот раз покупать не стал — иллюзий по поводу исхода процесса у него не было. Но в зале суда он никак не стал показывать своих эмоций: оглянулся по сторонам, улыбнулся, стряхнул капли дождя с лица и волос, прошел к своему месту.
Алексей Навальный появился в зале заседаний уже около девяти. Рубашка с закатанными рукавами (на этот раз не однотонная, а в клетку), темные строгие джинсы с ремнем, ботинки со шнурками, большая спортивная сумка.
Обратного билета у него тоже не было.
Оглядев собравшихся, Навальный хитро улыбнулся под залпы щелкающих фотокамер и сказал: «Всем привет. Чего все такие серьезные?» И, как ни в чем не бывало, прошел к своему месту за столом подсудимых и адвокатов.
Вскоре из совещательной комнаты вышел и судья в длинной, почти до пола, мантии. В руках он держал красную папку с небольшой стопкой бумаги внутри. Приговор был напечатан с двух сторон каждого листа. «Экономят лес!» — заметил кто-то. На процессе по делу о растрате лесной продукции надоевшая фраза обрела новое звучание.
Блинов не стал испытывать терпение присутствующих: практически из первых строчек приговора стало ясно, что суд считает Навального организатором преступной схемы, а Офицерова — пособником расхищения имущества «Кировлеса». Навальный слушал все это, уставившись в телефон и улыбаясь. Одно за другим, по мере того как оглашалось решение суда, он отправлял сообщения в Twitter: «Организовал». Значит, красивой сцены с оправданием не будет». «Блинов просто обвинительное заключение читает. Чего он делал-то тогда две недели», — писал Навальный.
Офицеров стоял совершенно разбитый, но находил в себе силы время от времени по-приятельски приобнимать за плечи адвоката Светлану Давыдову — она стояла, не скрывая своего неприятия и презрения к происходящему. Супруга Офицерова Лидия стояла и невидящими глазами смотрела в пустоту. Юлия Навальная переписывалась с мужем по SMS, никак не показывая эмоций.
Судья встал на сторону обвинения и посчитал доказанной версию прокуроров о том, что в 2009 году, будучи советником губернатора Никиты Белых, Навальный принудил КОГУП «Кировлес» заключить невыгодные контракты с Вятской лесной компанией Петра Офицерова. Филиалам «Кировлеса» по инициатиаве Навального было запрещено самостоятельно торговать лесом; кроме того, они были вынуждены нести все транспортные расходы за поставки леса в адрес ВЛК, из-за чего получалось, что цена на продукцию — ниже рыночной, говорится в приговоре. Действия Навального и Офицерова привели к растрате 10 тысяч кубометров леса и нанесли ущерб на сумму 16 млн рублей, считает суд.
Блинов в своем решении опирался на показания трех ключевых свидетелей обвинения: экс-директора «Кировлеса» Вячеслава Опалева, его заместителя Ларисы Бастрыгиной и его падчерицы, начальницы коммерческого отдела предприятия Марины Бура. Доводы защиты о том, что у всех троих были мотивы для оговора Навального, поскольку он сам вскрыл их хищения и активно добивался увольнений, судья признал несостоятельными, как, впрочем, и все другие доводы защиты. Оснований не доверять показаниям Опалева суд не нашел, хотя на суде экс-директору «Кировлеса» трижды зачитывали его показания, данные на стадии следствия, а он чаще всего лишь говорил: «Не помню» и «Как в протоколе». Не смутило суд и то, что против самого Опалева несколько лет назад было возбуждено уголовное дело о злоупотреблении служебными полномочиями — как раз по заявлению Навального.
Складывалось впечатление, что Блинов при написании приговора учитывал только письменные показания свидетелей, то есть то, что свидетели говорили на стадии следствия, а не в зале суда. Во всяком случае, в приговор не попали показания, звучавшие в ходе процесса и напрочь разбивавшие версию обвинения, — например, слова глав лесхозов, утверждавших, что они без каких-либо последствий прекращали торговать с ВЛК, если им не нравились ее условия.
Чем сильнее разгонялся в своем скорочтении Блинов, тем чаще он делал паузы, чтобы отпить воды из стакана. Как раз когда в зале начали шептаться, может ли быть объявлен перерыв во время оглашения приговора, Блинов сделал паузу и невнятно пообещал продолжить через десять минут. О том, что объявлен перерыв, люди в зале догадались только по тому, что судья поспешно скрылся в совещательной комнате. Все с облегчением сели после полуторачасового стояния на ногах. Говорить особо не хотелось. Кто-то вслух размышлял, на сколько еще может затянуться чтение приговора.
Вернувшись, судья приступил к оглашению документов, принятых судом в качестве доказательств, подтверждающих вину Навального и Офицерова: помимо самих договоров он зачитал переписку между подсудимыми по электронной почте и распечатку некоторых телефонных переговоров. Один из приставо, тем времене, заметил, что отец Навального присел на лавку. Перегнувшись к пожилому человеку через первый ряд присутствующих, пристав стал требовать, чтобы тот немедленно встал. Отец Навального тщетно пытался объяснить, что сидеть во время оглашения приговора ему разрешил старший пристав. Тихая перебранка продолжалась до тех пор, пока к сотруднику ФССП не пробилась Евгения Альбац, которая ему повторила то же самое, что уже было сказано, но более экспрессивно. Пристава это, как ни странно, убедило.
«Доводы, что Навальный преследуется по политическим мотивам, являются надуманными, — безэмоционально зачитывал судья текст приговора. — Суд считает несостоятельными доводы защиты о том, что поставки не осуществлялись по вине «Кировлеса». Это опровергают показания свидетелей Опалева, Бастрыгиной, Бура… Суд не верит доводам, что сделка между ВЛК и КОГУПом была обычной гражданско-правовой… Вина полностью доказана… Доводы Навального ничем не подтверждены… Суд не согласен, что у Опалева и Бура были мотивы для оговора, их показаниям доверяет…»
Присутствующие в зале слушали судью с некоторой обреченностью, теперь уже даже Навальный перестал улыбаться. Было понятно, что после всего сказанного срок может быть только реальным. Судья тем временем объявил, что в действиях подсудимых содержатся все признаки растраты и что он признает несостоятельными доводы защиты о том, что не было безвозмездной передачи имущества. Последнее совсем озадачило присутствующих: так и осталось неясным, почему суд, как и гособвинение, посчитал передачу продукции безвозмездной, если в деле были платежки, подтверждающие возмещение на сумму 14 млн рублей.
Активисты, стоявшие у здания суда, сообщали в твиттере, что к зданию суда подъехал автозак ФСИН.
Голос Блинова теперь уже звучал громче, чем в начале заседания, он говорил жестче, яростнее. Отягчающих обстоятельств нет, но, учитывая общественную опасность преступления, условный срок назначен быть не может.
Фотографы дали очередной залп, полностью заглушив речь судьи, кто-то прикрикнул на них: «Тихо!»
Перед первым рядом публики, как из ниоткуда, появилась цепочка приставов, отгородившая обвиняемых и адвокатов от людей в зале. Никто даже толком не понял, что именно происходит. Судья объявил, что Навального нужно взять под стражу прямо в зале суда, поскольку он приговаривается к пяти годам колонии общего режима. Офицерову — четыре года. Обоим — штраф по полмиллиона рублей.
Время как будто остановилось. Судья продолжал дочитывать решение, но его уже никто не слушал. Не спросив «Понятен ли вам приговор?», как это обычно делается, Блинов в какой-то момент просто ушел из-за своей трибуны.
Шокированный Навальный обернулся назад и передал Юлии через ряд приставов наручные часы и мобильный телефон. Потом, уже с другой стороны, там, где стояло поменьше людей, протянул руку жене, они обнялись. Он позвал родителей, мать попыталась передать ему бутылку воды.
Лидия Офицерова незаметно проскользнула к мужу за оцепление и плакала, прижимаясь к нему, он обнимал ее, глядя в пол.
Приставы начали оттаскивать Навального. Юлия — совершенно ошарашенная — вернулась на свое место. Началась суматоха и толкотня, приставы стали выгонять всех из помещения.
Немцов давал в коридоре интервью. Родственники и адвокаты подсудимых проскользнули мимо журналистов и направились к конвойному помещению.
Люди на улице выглядели совершенно опешившими. Часть активистов встала посреди дороги, карауля выезд из внутреннего двора суда. Один парень тряс в воздухе плакатом «Манежка», имея в виду народный сход, назначенный на семь вечера на Манежной площади в Москве.
Другой парень держал плакат «Дело против Навального — это дело против всего нормального».
Сотрудники Фонда по борьбе с коррупцией, который основал оппозиционер, плакали, скрывая глаза за темными очками. Плакали активисты, репортеры.
Из двора выехали два автозака с мигалками. Никто не стал преграждать им путь. Люди стояли и кричали: «Свободу!»
«Газета.Ru» вела онлайн-репортаж из зала суда.
