— Повлияли ли московские протесты против федеральной власти на настроения в Башкортостане?
— Глупо было бы отрицать, что влияние есть и оно существенно. Вместе с тем, если говорить о требованиях оппозиции, что власть должна повернуться лицом к обществу, мы ведем политику в эту сторону уже полтора-два года.
В своем первом выступлении перед госсобранием республики я так и сказал: власть страшно далека от народа, она живет параллельной жизнью, процессы в народных массах идут одни, во власти – другие. И мы раньше начали этот разворот к обществу, поэтому, может быть, у наиболее остро чувствующей части общества сейчас не такая реакция, как в Москве.
У нас тоже есть люди, которые сидят в палатках, есть разные «оккупаи», но эти протесты не направлены против республиканской власти. Я лично ни одного плохого лозунга не слышал.
— А если бы услышали, это что-то бы изменило?
— Думаю, нет. Но мне приятно, что не пишут на плакатах «вали – уходи».
— Что вы думаете о новом законодательстве о митингах, многократно повышающем штрафы за нарушение правил их проведения? Кстати, говорят, что в Башкирии несанкционированные акции разгоняются крайне жестко.
— Что касается жесткого разгона акций, это неправда. Был эпизод, когда ребят, которые ехали на митинг 6 мая в Москве, не пустили на поезд. Я об этом не знал, прочитал в газетах. Но у правоохранительных органов есть своя вертикаль власти, свои команды. Мы, руководители регионов, в таких решениях не участвуем. Что касается штрафов – надо обсуждать размеры.
Для нашей страны, со средней зарплатой в 20 тысяч рублей, 10 тысяч (а это минимальный штраф) – много.
Вместе с тем я вижу, что у нас есть люди, которые постоянно выходят на несанкционированные пикеты. И они отделываются небольшими штрафами. Я считаю, что ко всему надо относиться взвешенно: не надо стычек, драк, кровопролития. Вопрос, как грань провести, где предел закона. Если бы у нас, глав регионов, спросили, мы бы подсказали. Но с нами не советовались.
— Сколько людей собрали последние большие — санкционированный и несанкционированный --:митинги у вас в регионе?
— Крупными проходящие в Башкирии акции назвать нельзя: обычное число участников – 100–150 человек, самые большие митинги были на 500 человек. Наиболее массовыми акции были в 90-е годы, когда обыгрывалась тема суверенизации, но это напряжение было искусственным. Людям создавали повестку дня, деньги давали. А сейчас митинги проводит оппозиция и постоянно получает на них разрешение. Те же, кто защищает другие ценности, в последний раз собирались в декабре перед избранием Путина в президенты.
— Будете ли вы участвовать в выборах президента Башкортостана? Ведь теперь глав регионов снова будут выбирать...
— Любой глава региона примеряет на себя эту ситуацию. Первое, что мы увидели, – шевеление во всех направлениях. Создаются какие-то сайты, продвигается не очень приятная информация. Пошли ходоки к нашим миллиардерам – а у нас есть миллиардеры в республике. Я не обладаю такими финансовыми капиталами — мне денег хватит, может, только на один день предвыборной борьбы, не больше. И
я оцениваю свои силы: с одной стороны, рейтинги неплохие, с другой – финансовая проблема.
В общем, надеюсь, что наступит время, когда эта зацикленность на деньгах пройдет как страшный сон. Пока я размышляю, надо или не надо идти на выборы.
— Есть мнение, что в национальных республиках более эффективны избранные, а не назначенные главы.
— Я тоже так считаю.
— Но вы-то были назначены.
— А что мне было делать? Когда в Москве выбор пал на меня, я не ожидал. Меня пригласили, сказали: «Ты опытный человек, а там в регионе все сложно, надо навести порядок…» Что было делать?
— Региональный закон, конкретизирующий порядок выборов главы республики, уже готов?
— Готовим, до 1 июля примем. Для регистрации надо будет собрать 5% подписей муниципальных депутатов, самовыдвижения не будет.
— Почему?
— Трудный вопрос, особенно в отношении национальных республик. В Башкортостане есть три основных этноса: 29,5% — башкиры, 25,4% — татары, 36,1% — русские.
Если мы разрешим самовыдвижение, то можем получить спекуляцию на национальном вопросе.
В какой-то степени мы ослабили клановое устройство республики, но кланы есть. Сейчас многие этносы возвращаются к родоплеменному устройству, назначаются вожди племен. Представляете, что будет, если они пойдут с национальной темой на выборы?
— Кстати, насколько эти проблемы чувствуются в местном интернет-сообществе? Вы следите за настроением башкирских пользователей, ведь вы почти сразу после инаугурации завели «Живой журнал»??
— На первых порах интернет мне очень помог разобраться в местных проблемах. С помощью тех, кто писал мне в блог комментарии, я вникал во многие ситуации. Сейчас уже разобрался и с помощью блога просто общаюсь с жителями республики. Но на первых порах это был очень важный практический инструмент. Без интернета гораздо дольше вникал бы в курс дела.
— Если обратиться к делам — удается ли привлекать в регион инвестиции, особенно сейчас, в условиях политической турбулентности в стране и финансовой нестабильности в мире?
— В республиках есть свои особенности. В первую волну кризиса, в 2009 году, уровень производства у нас упал на 3%, а по России – на 10%. Устойчивость экономики у нас выше за счет цен на энергоносители: они нужны в любой ситуации. Потом значительная часть населения у нас работает в сельском хозяйстве. Кушать людям хочется всегда, и продукция востребована. Да, машиностроение и строительство в кризис чувствуют себя плохо, но благодаря ценам на энергоносители мы смогли удержать экономику.
Что же касается привлечения инвесторов, рецепт прост: надо быть более открытым, дружелюбным.
А еще я умею уговаривать инвесторов, обладаю даром убеждения. Когда инвесторы приезжают, сперва обстановка напряженная, а когда уезжают, мы обнимаемся, расстаемся друзьями. Вот недавно были китайцы: они сложные переговорщики, начиналось все крайне сдержанно, а завершилось тем, что зампрезидента крупной китайской компании пообещал вложить в республику $250 млн.
— Есть мнение, что потенциальных инвесторов пугает крайняя коррумпированность и клановость национальных республик. Насколько эти проблемы сильны в Башкортостане?
— Не хочу говорить о ситуации двух-трехлетней давности. Себя я позиционирую как современного, грамотного, образованного человека. Мы видим, что жить можно по-другому, что не обязательно выпячивать национальную тему. И не обязательно постоянно пугать федеральный центр нашими национальными проблемами.
Сейчас мы перенастраиваем людей, вовлекаем во внешнюю жизнь. Надо сказать, что
все эти разговоры о суверенизации, об особом месте отдельных народов наносят вред прежде всего самим этим народам. Они закрываются в «скорлупу». А когда она открывается, видно, сколько люди недополучили.
Поэтому в нашей стратегии есть даже философский смысл: мы открываемся, стараемся встроить население республики в общий тренд, в мейнстрим. Но людей приучили к местечковому мышлению. И менять его тяжело.