Цивилизация
— В какой момент вы окончательно решили баллотироваться в президенты?
— Когда понял, что на площадке гражданской кампании «Говори правду», одной из целей которой было объединение оппозиции, объединяться никто не собирается.
Окончательно я это понял на совещании лидеров оппозиции по выработке общей стратегии проведения выборов и выдвижении единого кандидата. Ничего там не выработалось, не выдвинулось, и тогда я решил идти на выборы самостоятельно.
— Как к этому отнеслись ваши родные и ваша команда?
— По-разному. Родные и друзья отнеслись, скажем так, сдержанно. Они хорошо помнили мой конфликт с Лукашенко в 1999 году, который едва не закончился тюрьмой. Поэтому вначале все убеждали меня, что сейчас тюрьма мне гарантирована. Причем тюрьма — это в лучшем случае. Но в моей команде никаких сомнений нет: начатое мы доведем до конца — победим на президентских выборах.
— Почему вы считаете, что можете победить?
— Потому что страна созрела для изменений. Им способствует как внешне-, так и внутриполитическая ситуация. Никогда еще на существующую власть не оказывалось такого давления извне, и никогда прежде не скапливалось столько недовольства внутри.
— На какие электоральные группы, на каких избирателей вы опираетесь?
— Мы опираемся на активных людей. На молодежь, на предпринимателей, на всех, кто полон желания улучшить свою жизнь и понимает, что для этого кроме личных усилий нужны еще и общие усилия, условия для улучшения жизни. Это законы, которые были бы одни для всех и перед которыми все были бы равны. Это одинаковая для всех возможность участия в бизнесе, а не только для приближенных к власти. Это соблюдение человеческих прав, это свободное гражданское общество.
— Что вы думаете о своих соперниках из числа других оппозиционных лидеров?
— О моих соперниках я прежде всего думаю, что они мои союзники. Несмотря на то что они так думать не желают. Изначально моей целью было объединить всех этих людей в одну команду. И я не уходил и не ухожу ни от каких предложений об объединении, от кого бы они ни поступали. Я участвую во всех инициативах по выдвижению единого кандидата. Я не считаю, что эта возможность полностью утеряна.
Как показала практика прошлых выборов, наличие двух или трех генералов на одном поле ни к чему хорошему не приводит.
— Но все-таки, если говорить о конкретных личностях?
— Желания наши, как известно, очень часто расходятся с реальностью. И во мне большинство людей в оппозиции увидели не союзника, а конкурента.
Предварительные договоренности о том, что мы будем сотрудничать на этих выборах, имеются практически со всеми политическими силами, кроме, пока что, Александра Милинкевича. Со всеми остальными партиями и движениями есть договоренности о единстве действий.
— В последнее время с подачи СМИ вы рассматриваетесь как «новая сила», «третья сила», а также как «пророссийский кандидат». Как вы сами относитесь к таким оценкам?
— Если иметь в виду мое понимание будущего Белоруссии, ее экономического развития, развития свободного гражданского общества, то это непредставимо без взаимодействия с Россией. И прежде всего экономическое развитие.
Мне говорят, что у России один интерес — проглотить Белоруссию; российский капитал мечтает подмять под себя белорусскую промышленность, что никаких иных интересов Россия в Белоруссии не имеет. Я с этим категорически не согласен. Это только усугубит те проблемы, которые есть внутри самой России.
Большая ошибка считать, что Кремль сегодня сосредоточен на поисках нового человека в качестве персональной замены Лукашенко. Российская власть сосредоточена на поисках новых концепций наших взаимоотношений. И мы предлагаем эти новые концепции. Касательно России мы выработали концепцию ответственного соседства. И я думаю, что достаточно понятно, что за этим термином стоит.
— А что вы думаете о сегодняшних белорусско-российских отношениях?
— Сегодня это жалкое зрелище. Обе стороны стали заложниками этих отношений с самого начала, когда Союз был проектом не двух государств, не двух обществ, не двух народов, а двух политических лидеров — тогда это были Лукашенко и Ельцин. Это были их личные проекты. И оба они связывали с этим проектом свои личные цели. Так вот: необходимо перенести этот проект из личной сферы в государственную, международную. Тогда все станет на свои места.
— Какой вариант развития событий возможен на предстоящих выборах? Возможен ли какой-то радикальный сценарий?
— Радикальные сценарии могут реализовываться с разных сторон. Всего существует четыре сценария президентских выборов. Первый вариант — когда все «в той же одежде». То есть выборы с участием Лукашенко, еще одного кандидата, назначенного властью, и одного-двух кандидатов от оппозиции. И мы будем иметь повторение выборов 2006 года — то есть не выборы, а как бы выборы.
Второй вариант — когда «все в белом». То есть бойкот. Но он возможен только в том случае, если оппозиция выдвинет единого кандидата.
Этот человек сможет принять решение, которое никто не будет оспаривать. Сначала он предъявит требования о проведении демократических выборов — то есть открытых и полностью прозрачных. Чтобы было видно, кто пришел, как проголосовал, сколько голосов кому насчитали. В случае если это требование не выполняется, он имеет полное право отказаться от участия в таких выборах, где результат заранее предопределен.
Третий вариант — «и нашим, и вашим». Это предполагаемая возможность Москвы и Евросоюза договориться о поддержке единого оппозиционного кандидата. Тот вариант, которым на прошлых выборах пытался воспользоваться Козулин, но безуспешно. Я полагаю, что и сейчас из этого варианта ничего не получится.
Нет никаких признаков того, что Брюссель и Москва договариваются по поводу Белоруссии.
Четвертый вариант — это площадь. Что вообще такое площадь, как она может возникнуть? Народ может придти на площадь только в том случае, если люди не поверят, что выборы прошли справедливо. То есть если они не будут проведены в соответствии со стандартами, которые приняты во всех демократических странах. Наших представителей должны допустить в избирательные комиссии, наши представители должны видеть, как проходят выборы, как производится подсчет голосов. Если человек знает, что выборы прошли прозрачно, он не пойдет на площадь.
По сути, будет площадь или не будет — зависит вовсе не от оппозиции, а от власти. Если она пойдет на нормальные условия проведения выборов, то никакой площади, никакой настроенной на силовые действия толпы и быть не может.
Лукашенко заявляет о полной поддержке народа, его статистика дает 80% поддержки. Ну почему, имея такой перевес, не пойти на нормальные выборы? Только по одной причине: на самом деле такого перевеса у него нет. На самом деле все обстоит гораздо хуже.
И он ощущает опасность проигрыша — только по этой причине Лукашенко упирается изо всех сил и готов к тому, что на площади возникнет конфликт вплоть до силового его подавления.
Гарантия сохранения власти для Лукашенко — только проведение «выборов» без реального подсчета голосов. По-моему, их уже реально не считают. Если раньше хотя бы считали, то теперь, по нашим сведениям, просто привозят ящики с бюллетенями, вписывают цифры, и на этом все выборы заканчиваются.
— Насколько реален такой вариант, когда выборы будут отменены или перенесены, например, из-за конфликта с Россией?
— Я полагаю, что реальность этого сценария остается высокой. Это чувствуется хотя бы по тем посылам, которые идут от власти. Такое ощущение, что вроде и есть какая-то подготовка к выборам — пенсии повышаются и т. п., но политических шагов не происходит. То есть вполне возможно, что власть и персонально Лукашенко ожидают такого напряжения ситуации, которое позволит сказать: «Да какие выборы? Тут скоро война будет!» И это напряжение действительно нарастает.
Это сценарий на случай еще большего обострения отношений с Россией. И в этом случае он может сказать: «Народ! Смотрите, что происходит! У нас, во-первых, денег нет на выборы — у нас эти деньги Россия забрала за нефть и газ! Так что, мы будем тратить деньги на эту ерунду, на выборы?!»
Это скажет, конечно, не сам Лукашенко, а какой-нибудь седовласый ветеран, который будет вызван на трибуну всенародного собрания. И это вполне реальный вариант. А там, что называется, или ишак сдохнет, или падишах… Все, в общем-то, перспективы остаются весьма туманными для оппозиции.
— Если вы придете к власти, как вы поступите с чиновниками, предпринимателями, близкими к Лукашенко? С сотрудниками спецслужб, действующими сейчас против оппозиции?
— Никаких гонений, никакой люстрации не будет. Потому что это ни к чему хорошему не приведет. Это приведет только к расколу общества, к дезорганизации всех структур и в конце концов к социальному взрыву. Если эти люди виновны перед законом — пусть закон с ними и разбирается, я им не судья.
Чиновников, нормально работавших в госструктурах, мы не будем никуда изгонять. Потому что где мы наберем новых? Давайте смотреть на вещи реально: у нас весь управленческий аппарат задействован сегодня. Что касается силовых структур, то они уже изрядно устали от тех функций, которые на них возложила власть. Опыт кампании «Говори правду» показал, что весь репрессивный аппарат — КГБ, МВД, разве что только не спецназ — все были брошены на политический сыск, на расправу с нашими активистами. Люди, которые служат в силовых структурах, мне сами напрямую не один и не два раза говорили: «Владимир Прокофьевич, мы занимаемся той работой, которая нам не свойственна, мы не хотим этим заниматься, и это вызывает у нас только протест».
Силовые структуры сегодня уже не те, что были десять лет назад. Если сейчас случится площадь — еще неизвестно, кого эти структуры поддержат. Во всяком случае, я просто убежден, что никаких силовых методов со стороны этих структур по отношению к людям, которые придут на площадь, не последует. У меня такое ощущение по контактам с ними, по тому, что у них происходит.
— Недавнюю гибель журналиста Олега Бебенина вы как-то можете прокомментировать?
— Учитывая время и место действия, я не могу исключить, что это было политическое убийство. Я не утверждаю, что это именно политическое убийство, я просто его не исключаю. В убийстве могут быть заинтересованы разные стороны.
Но проблема в том, что правоохранительные органы, скорее всего, доказать обществу ничего не смогут. И не потому, что не хотят. Не смогут, потому что они потеряли профессионализм. Все структуры брошены на политический сыск. За мной установлена тотальная слежка, моих друзей, с которыми я моюсь в бане и обсуждаю там футбол или хоккей, их вызывают, допрашивают, лишают бизнеса. Некоторых уже подводят под тюрьму.
— А откуда тогда идет финансирование?
— У нас нет какого-то единого источника финансирования. Мы обращаемся к очень разным людям, разным партиям на востоке и на западе. Но прежде всего к своим, к белорусским структурам. К тем, кто хотел здесь честно жить, честно зарабатывать, но у них не получилось. Их повыкидывали — кого в Казахстан, кого в Россию, на Украину. Мы связались с ними, и кто-то из них в расчете на то, чтобы вернуться в Белоруссию, помогает нам. Они понимают, что без условий для создания национальной буржуазии вообще говорить о развитии страны не приходится. И именно из-за понимания этого они пошли на то, чтобы финансировать нашу кампанию.
Я не получаю никаких денег по политическим каналам, то есть,, когда меня обвиняют в том, что я имею российские деньги из Кремля, это неправда. Да, какие-то российские деньги у меня есть, но их источники не политические. Это деньги, идущие по моим личным связям в России и по связям моей команды.
