Цивилизация
«К сожалению, это был режим, при котором подавлялись элементарные права и свободы, и не только применительно к своим людям, часть из которых после войны, будучи победителями, переехала в лагеря», — сказал президент .
После войны в стране «сохранялось очень жесткое, по сути, тоталитарное общество, которое не давало развиваться многим экономическим процессам, давило на людей; это сопровождалось и жертвами, и всем, что связано с диктатурой». «Я не считаю, что то экономическое устройство, которое у нас существовало в период послевоенный, а также та политическая система была приспособлена для нормального развития», — сказал Медведев.
«Несмотря на то что он (Сталин — «Газета.Ru») много работал, несмотря на то что под его руководством страна добилась успехов, то, что было сделано применительно к собственным людям, не может быть прощено», — описал Медведев отношение к Сталину. «Для большинства людей в мире эта фигура очевидна, она не вызывает никаких теплых эмоций», — добавил глава государства.
Даже декоративных элементов сталинизма в нынешней российской жизни не будет, пообещал Медведев:
«Ни в коем случае нельзя говорить, что сталинизм возвращается в наш быт, что мы используем символику, что мы собираемся использовать какие-то плакаты, еще что-то делать. Этого нет и не будет. Это абсолютно исключено. И в этом, если хотите, нынешняя государственная идеология и моя оценка как президента».
Общественные организации и некоторые политики просили Медведева дать оценку намерению московских властей разместить в столице к 9 Мая плакаты с портретом Сталина.
Оценка Сталина и периода СССР у Владимира Путина была другой.
В период своей второй избирательной кампании он назвал распад СССР «крупнейшей геополитической катастрофой века».
В декабре 2009 года в ходе телевизионного общения с народом премьер Путин говорил о Сталине несколько минут, сам выбрав вопрос. Предложив, разделяя сталинскую эпоху на «позитив» и «негатив», анализировать их в совокупности, премьер не скупился на разного рода «но». «Индустриализация действительно состоялась», — говорил о народном хозяйстве Путин, признав, что, «правда, крестьянства не осталось, и мы все прекрасно помним проблемы, особенно в завершающий период, с сельским хозяйством». С меньшей двойственностью премьер говорил о войне: «Даже если мы будем возвращаться к потерям, вы знаете, никто не может сейчас бросить камень в тех, кто организовывал и стоял во главе этой Победы, потому что, если бы мы проиграли эту войну, последствия для нашей страны были бы гораздо более катастрофическими». При этом Путин обмолвился, что «весь тот позитив, который, безусловно, был, тем не менее, достигнут неприемлемой ценой. Репрессии, тем не менее, имели место быть. Это факт. От них пострадали миллионы наших сограждан».
Разница в подходах Медведева и Путина к сталинской эпохе есть, но она «стилистическая», считает Алексей Мельников, член бюро «Яблока». Выступления в «Известиях» недостаточно, заявил он «Газете.Ru»: «За словами должны последовать дела: открытие архивов и не только для российских, но и для иностранных ученых, обеспечение реальной свободы обсуждения исторических вопросов на телевидении, где сейчас царит пропаганда. Историческая наука должна быть освобождена от политической конъюнктуры».
Медведев говорил об открытии архивов. «Мы должны этим заниматься, причем делать это открыто, без стеснения, снимая всякого рода грифы с документов того периода, — заявил президент. — <…> Мы должны создать такую систему военных архивов, которая даст возможность любому гражданину России и любому заинтересованному иностранному гражданину практически в свободном режиме добраться до любого документа, с которого снят гриф секретности, а сейчас пора уже делать это практически по всем документам».
Главными хранилищами документов о войне считаются: Центральный архив Минобороны в Подольске (ЦАМО РФ), Архив президента, Государственный архив (ГА РФ), Архив ФСБ на Пироговке в Москве, находящийся там же Российский госархив экономики (РГАЭ), который содержит всю документацию по военной промышленности, Российский государственный военный архив (документы до 1941 года, то есть войны в Испании, Финляндии, операции на Халхин-Голе и озере Хасан), Госархив социально-политических исследований на Дмитровке, где хранится, к примеру, документация расследования комиссии Маленкова провалов Красной Армии в 1942 году.
Формально большинство военных архивных документов и так считаются открытыми с мая 2007 года, когда появился приказ № 181 Минобороны. «По-простому говоря, приказ предписывал открыть все», — вспоминает военный историк Алексей Исаев. До 2007 года очень большие пласты документов были проштемпелеваны грифами секретности — к примеру, о неудачных для СССР военных операциях в Белоруссии, Курляндии и проч. было рекомендовано режим секретности отменить.
Но неформально несколько групп документов остаются либо недостижимыми, либо с трудом достижимыми для историков, говорит эксперт. Самая большая группа — это документация особых отделов — рапорты контрразведчиков, допросы пленных, все, что касается борьбы с диверсантами и уничтожения своих перебжчиков.
Считается, эти документы закрыты из-за позиции спецслужб, ставших правопреемниками особых отделов, говорит Исаев.
Труднодостижимы документы Генштаба, которые хранятся в его собственном архиве, добавил Исаев, там важны все мобилизационные данные. Они могут быть закрыты оттого, что считается, будто мобилизационные механизмы той поры применяются и сейчас и военные хотят избежать возможных параллелей, допускает историк.
Личные дела (ЛД) военнослужащих (всех, кроме рядовых, не имевших ЛД) — также сложный в получении исторический источник. Все ЛД для званий от генерал-лейтенанта хранятся в архиве Генштаба, остальные — в ЦАМО. Часть ЛД были уничтожены в 90-х, как ненужные, к другим доступ имеют только родственники, исследователям к ним подобраться сложно, жалуется историк, хотя ЛД — ценный документ, в нем есть отзывы о командирах, характеристики военачальников, свидетельства доносов на них.
Наконец, малодоступен фонд ВДВ, выделенный в отдельный архив в ЦАМО, вспоминает Исаев.
Работа иностранных исследователей связана с еще большим числом трудностей, признает Исаев: «Процедура допуска сложнее и включает возможность отказа в получении документов без объяснения причин».
