Цивилизация
О том, что летишь на войну, понимаешь, еще когда старенький Ту-134 только заходит на посадку в Бесланский аэропорт в Северной Осетии. Самолет держат в воздухе лишних 20 минут, а приземлившись, я сразу вижу виновников задержки. На поле гражданского аэродрома тесно от военных вертолетов, которые то и дело взлетают и берут курс, очевидно, в сторону Южной Осетии. Здесь же и самолеты МЧС, которые привезли во Владикавказ гуманитарный груз.
Когда по дороге из аэропорта в город такси периодически обгоняет российские танки и бронетранспортеры, в воздухе начинает пахнуть войной.
Танки едут по обочине и накрывают проносящиеся мимо «Жигули» пылью и выхлопными газами. Впрочем, основная часть техники стоит на месте, солдаты либо спят, либо расслабляются на травке у дороги. На развилке такси уходит налево, на Владикавказ, а танки поворачивают направо, туда, где, судя по старому ржавому указателю, в 200 километрах находится Тбилиси.
В самом Владикавказе тихо и спокойно, на улицах непривычно мало людей. «Кто-то смотрит телевизор, кто-то ушел на фронт», — горько усмехаются во Владикавказе. По улицам периодически проезжает военная техника. Война совсем рядом, и люди не могут больше ни о чем ни говорить, ни думать.
Кажется, что во Владикавказе у каждого или родственники, или близкие друзья в Цхинвали. Все пытаются прозвониться тете, брату или однокласснику, которые уже третий день сидят по подвалам в разрушенной столице Южной Осетии.
В осажденном городе давно нет электричества, а в подвалах не ловят мобильники, и люди во Владикавказе не могут понять, погибли их родные или просто не могут выйти на связь. Мы заехали в интернат для детей с ограниченными возможностями, где сейчас живут беженцы — около 100 женщин и детей. Их охраняют трое милиционеров. Они с оружием наперевес разговаривают с женщинами, а рядом носятся дети. Женщины напуганы, их родственники остались в Цхинвали. «Нас насиловали украинские наемники», — говорит одна из них, и понимаешь, что на войне нервы ни у кого не выдерживают.
В наэлектризованном воздухе сами собой рождаются любые невероятные слухи и выдумки. Хотя проверить и опровергнуть их никто не может.
Говорят, что грузины оккупировали весь Цхинвали и закидывают подвалы с мирными жителями гранатами. Говорят, что одному из ключевых полевых командиров южноосетинской армии отрезали голову. Говорят, что Российская армия бездействует, а грузинские снайперы контролируют весь город. Масла в огонь подливают и грузинские средства массовой информации, которые, например, сообщили о взрыве Рокского тоннеля, что означало бы потерю Южной Осетией контакта с Россией. В самой Грузии заблокировали доступ к российским телеканалам и интернет-сайтам. «Очень страшно, что будут бомбить Тбилиси», — пишет мне знакомая из Грузии. О том, что происходит в Цхинвали, она знает только одно: «Говорят, что все хорошо и скоро победим».
Во Владикавказ то и дело звонят из Москвы и рассказывают последние новости, которые появляются на сайтах информагентств. Каждый звонок опровергает предыдущий, и совершенно невозможно понять, что же происходит на самом деле. Вдруг, пока мы с коллегой безуспешно пытаемся добиться аудиенции в штабе войск Северо-Кавказского военного округа, узнаем, что прилетел Владимир Путин.
У Дома правительства, куда приехал Путин, собирается стихийный митинг. Подход к зданию перекрывает милицейское оцепление. Небольшими группками стоят молодые люди, многие нетрезвые.
Выясняется, что это добровольцы, которых не хотят отправлять в Южную Осетию.
--Мы хотим поехать помочь братьям, но нас не отправляют. Говорят, что нужен военный билет. У нас есть, но они не подходят.
Ребята еще совсем молодые, и я улыбаюсь понимающе — откосили.
-- И что, готовы с оружием в руках ехать в Цхинвали? Там же профессиональные военные, что вы будете там делать? Вы же не умеет воевать...
Они только разводят руками.
В этот момент из здания быстро выходит Путин и стремительной походкой направляется к машине. Его прикрывают несколько сотрудников ФСО. Еще пара мгновений, и премьерского кортежа как будто и не было здесь. Позже выяснилось: Путин назвал происходящее геноцидом осетинского народа и подверг сомнению территориальную целостность Грузии.
Но это потом, а в этот момент женщины бросаются на милицию и пытаются прорвать оцепление.
Женщины плачут и кричат, периодически нападая на милиционеров. Мужчины стоят в сторонке, и вообще кажется, что их стало меньше.
— Армию послали, но они не могут народ защитить!
— Помогите! Мы проклятый народ!
— Там же никого не осталось, их убивают!
Милиционеры безмолвны. Женщины требуют, чтобы к ним вышел хотя бы кто-нибудь из Дома правительства. Понятно, что им просто нужно, чтобы их успокоили. Но никто не вышел. Пока осетинские женщины еще доверяют Путину: «Жаль, что мы плакаты не взяли, ведь там же Путин был».
Зато президент Южной Осетии Эдуард Кокойты кредит доверия, видимо, исчерпал: «Почему он (Кокойты) выбрался из Цхинвали, а дети — нет?»
Позже «Интерфакс» сообщил, что Путин посетил лагерь беженцев в Алагире. Там находятся женщины, дети и старики, которые под обстрелом бежали из Южной Осетии. По данным «Интерфакса», там сейчас находятся 436 человек, открыт палаточный госпиталь, который уже начал активную работу: в нем работают 17 медиков, 12 специалистов МЧС, психологи, специалисты по обеспечению связи.
Беженцы рассказали российскому премьеру о зверствах грузинских военных. Премьер услышал, что в Знаурском районе, в одном из сел, грузины заживо сожгли в одном из домов нескольких девушек. «Они согнали их, как скот, закрыли в доме и подожгли, мы видели, как танк в другом месте проехал по старой женщине, убегавшей вместе с двумя детьми, видели, как зарезали полуторагодовалого ребенка», — рассказали беженцы Путину.
Российский премьер охарактеризовал это как «полный геноцид». «Уже совсем с ума сошли, это ни в какие рамки цивилизованного поведения не укладывается», — отреагировал Путин.
Одна из молодых женщин, у которой убили супруга и остался маленький ребенок,
рассказала: в Южной Осетии у нее остался свекор, и она не знает о его дальнейшей судьбе.
Вместе с тем она подчеркнула, что «осетинский народ не сдастся и будет бороться до последнего».
Российский премьер заявил, что сейчас «самое главное, чтобы прекратилась стрельба».
Ко мне то и дело подходят люди и, убедившись, что я журналист, рассказывают, что их родных убивают в Цхинвали. Кто-то вспоминает, как во время первого конфликта в 1992 году грузины убивали осетин зверскими методами. «Грузины хуже гитлеровцев», — говорит интеллигентный старик.
Одна женщина показывает мне эсэмэску из столицы Южной Осетии: «Мы будем прорываться, больше нет сил». Другая дает мобильный, и мне из Цхинвали рассказывают, что город наводнен грузинами, нет воды и электричества, а хуже всего то, что нет и российских солдат. «Воюют только ополченцы», — кричат в трубке. Впрочем, находятся и те, кто дозванивается до родственников в Цхинвали, которые спокойно сидят в своих домах и уверяют, что в столице относительно спокойно.
Вот только женщин это не успокаивает. Они, как и их родные в Цхинвали, в панике. Им совершенно непонятно, что же делает в Цхинвали 58-я армия.
Когда мы с коллегой отошли за водой, нас вдруг остановили двое молодых осетин в рубашках-поло и лакированных туфлях. Сначала они просили денег на сигареты, а потом признались, что только что вернулись из Цхинвали, где воевали как ополченцы против грузин. Речь столь обильно пересыпана матом, что понять почти ничего невозможно. Тут они вдруг говорят, что служат в 58-й армии, и становится ясно, что из Владикавказа ровным счетом ничего не ясно.
