— Александр, мне сказали, что в жюри проекта «Удивительные люди» вы самый строгий член жюри. Это так? Почему вас сложно чем-то удивить?
— Я был в «Удивительных людях» еще на прошлых сезонах в качестве гостя и эксперта и уже тогда мне показалось, что многое, что здесь удивляет, меня не цепляет. И когда меня позвали в жюри, я ответил, что не хочу, потому что мало чему удивляюсь в жизни. Но мне сказали: «О, именно такой человек нам и нужен!» Так что я, наверное, строгий по сравнению с остальными, но это оттого, что я пытаюсь критически мыслить. Если вижу, что человек профессионально сделал свою работу, то в чем тут сюрприз?
— Вы ведь еще ведете передачу на радио «Маяк» «Физики и лирики» и там постоянно общаетесь с учеными. Возможно, это тоже повлияло на ваш критический взгляд?
— Да, как раз, когда разговариваешь с учеными, видишь закономерность, которая происходит с человечеством на протяжении всей его жизни. Сначала мы взяли палку и нас удивило, что с помощью этой палки можно передвинуть камень, используя рычаг. Человечество удивилось, потом привыкло, а потом разобралось и пошло дальше. То же самое и с другими примерами — сейчас мы не поражаемся тому, что можно быстро читать. Это естественный навык для каждого, кто учился в школе. А когда-то такой человек мог вызывать удивление…
— Могут ли вас удивить способности человеческого тела?
— А вот здесь как раз я оказываюсь в категории: «человек, который удивляется». Бесспорно, вычислительные мощности в нашем мире растут экспоненциально и сегодня уже Chat GPT нам пишет диссертацию, завтра он будет писать нам стихи, сценарии и пьесы, и мы будем этому удивляться, наслаждаться, и многие, я надеюсь, литературоведы не смогут отличить настоящую шекспировскую пьесу от шекспировской пьесы, написанной нейросетью.
А вот просто ходить по обыкновенной земле на двух ногах, для этого, оказывается, роботу нужны фантастические вычисления. А если к тому же ему приходится стоять на одной ноге с сосудом на голове, как сделают участники из Индии в одном из выпусков шоу «Удивительные люди», вот это, я считаю, современному компьютерному мозгу не под силу.
— Вы также принимаете участие в еще одном проекте «России 1» — утреннем шоу «Пятеро на одного». Любите интеллектуальные шоу?
— Да, я являюсь постоянным участником «Пятеро на одного», и для себя осознал удивительную вещь: мы с вами, люди живые, эволюционно созданы таким образом, чтобы наш мозг награждал нас за некие действия. Вот то, что мы с вами тянемся к противоположному полу и стремимся размножаться, ведь это же не просто так, нас мозг за это благодарит и дарит оргазм в качестве бонуса.
То же самое касается еды. Мы не просто едим, мы едим с наслаждением. И это наслаждение дарит нам мозг, чтобы мы сделали нужное действие, чтобы мы поели.
А вот третья категория, про которую почему-то никто не вспоминает, но категория абсолютно существующая, и я уверен, что каждый человек способен испытать этот так называемый «интеллектуальный оргазм». Человеку приятно до чего-то додуматься и вдруг неожиданно получить правильный ответ. Поэтому я на программе «Пятеро на одного» получаю непрерывный интеллектуальный оргазм, если до чего-то догадываюсь.
— Вы многодетный папа — отец троих детей. Сыновья, как и вы, любят подобные интеллектуальные развлечения, о которых вы рассказывали?
— У детей хватает своего эмоционального напряжения: они учатся в школе, учатся достаточно неплохо. Младший, Андрей, еще не пошел в школу, только начинает учиться, и он, как ни странно, среди всех братьев, наверное, самый любознательный. Бывает такое в жизни, не все дети равномерно распределены по ДНК, поэтому Андрей действительно интересуется всем, ему это как-то очень легко дается.
Наверное, Андрей у нас чемпион по настольным играм, каждый день заставляет нас, родителей, с ним играть. Но дополнительно к участию в викторинах еще не привлекаем, потому что рановато.
— Чем занимается ваш старший сын Дмитрий?
— У него вот только закончился первый курс — он учится на факультете гостиничного управления. Дима сейчас стажируется, у него, по сути, уже началась та часть жизни, которая называется «попробуй себя в работе». Есть и плюсы, и минусы. Плюсы в том, что это вроде как не обучение, а минусы в том, что это действительно работа, где у тебя есть обязанности и нет никаких возможностей их не выполнить. И все то, что называется ответственностью, он теперь понимает на своих плечах и на своей коже гораздо сильнее, чем это было раньше.
Еще старший сын факультативно увлекается историей. Для него, наверное, тоже было бы интересно участие в какой-нибудь викторине, но именно с историческим уклоном.
— А где он стажируется?
— Поскольку Дима связан со сферой гостиничного бизнеса, система обучения строится так, что ему нужно пройти все специальности, начиная от официанта и заканчивая менеджментом. Сейчас он работает официантом.
— Диме нравится стажировка?
— Ему тяжело, но мы, родители, говорим, что надо во всем искать плюсы. И, конечно, он, будучи человеком наблюдательным, очень стал интересоваться культурой потребления пищи в разных странах.
Вообще, он такой достаточно въедливый парень. Если ему нравится какая-то тема, например виноделие, он в нее вгрызается так, что потом еще может какому-нибудь хорошему сомелье рассказать что-нибудь про вино — да так, что тот удивится!
— Вашему среднему сыну Михаилу 14 лет. Он тяжело переживает переходный возраст?
— У меня для этого есть замечательная жена, которая со всем справляется. Как отец я пока не вижу каких-то серьезных изменений. Если говорить банально, раньше у детей был такой возраст, когда говоришь им: «Пойдем сажать рассаду!» И дети хором: «Да, пойдемте». Конечно, сейчас они достигли такого возраста, когда им эта рассада и вообще огород не нужен. Но мы достаточно либеральная семья. Если ребенок не хочет ехать на сельхозработы, мы не заставляем.
Я до сих пор не знаю, зачем нам с женой на них ехать. Но это, видимо, со времен СССР что-то в головах сидит — надо заниматься дачей!
— Любите копаться в огороде?
— У нас есть дача, на которой можно было бы ничего не выращивать, но мы почему-то все равно это делаем. Вроде как я не сильно по этому поводу страдаю, но как человек с техническими мозгами я давно вычислил, что выращивать то, что мы выращиваем на огороде, бессмысленно по двум причинам: пока мы это выращиваем, мы все равно это едим и покупаем за огромные деньги, а потом, когда мы это вырастим, это вырастет у всех и будет стоить три копейки на любом базаре.
Я рассматриваю огород как хобби. Ну кто-то марки собирает, кто-то крестиком вышивает, а кто-то возится с растениями.
Младшего сына Андрея жена даже как-то заинтересовала огородом. Он что-то посадил дома: наблюдает за процессом, ему интересно.
— Вы в одном из интервью говорили, что очень тревожный папа. Чем старше становятся дети, тем быстрее уходит эта тревожность? Или, наоборот, начинаешь переживать из-за того, кем они станут в будущем, как их жизнь сложится?
— Нет, тревожность никуда не девается. Как говорят: «Большие детки — большие бедки». Я пока не могу сказать, что как-то изменился. Понятно, что мы не переживаем за детей по мелочам. Младенец требует 100% времени, он не может находиться один в течение нескольких часов, это просто опасно для жизни. А когда дети взрослеют, вроде они начинают принадлежать сами себе, и тут уже понимаешь, что ребенок сам идет в школу, сам из нее возвращается, но это не означает, что ты находишься постоянно в расслабленном состоянии. Это нужно контролировать.
Если во времена моего детства ребенок с ключом на шее уходил на целый день, и мама начинала волноваться, когда его не было к вечеру, то сейчас все изменилось — маме достаточно набрать ребенка по телефону после школы, и если он не ответил на звонок, это уже повод для какого-то очень серьезного волнения. Мы живем в другом мире. Поэтому, мне кажется, нервозность родителей сейчас повышена. И мы с женой в этом смысле не сильно выпадаем из общей тенденции.
— Есть переживания, когда старший Дима уходит, например, на дискотеку?
— Единственное, чего мы добились, хотя это заслуга скорее жены, старший сын всегда нас держит в курсе, чем занимается. Даже иногда он спрашивает: «Можно я куплю себе джин и вместе с тоником выпью?». Мы говорим: «Ты взрослый человек, конечно, можно». Приятно, что он спрашивает, хотя в принципе формально не должен.
— Как вы думаете, в каком возрасте сыновья должны съезжать от родителей?
— Мы как-то этот вопрос задали физиологам. И ответ звучал достаточно забавно. Вот младенец — он очень приятно пахнет для мамы. И мама готова его занюхивать, и даже папы, говорят, иногда балуются тем, что нюхают макушку своего сына или дочки. И она пахнет чем-то родным, не хочется отрываться. Говорят, это сделано специально эволюцией, биологией, чтобы ты, в данном случае мать и отец, ребенка в этом возрасте никуда не отдавал, потому что он беззащитный.
А вот когда дети, простите за выражение, становятся вонючими, а они становятся вонючими в подростковом возрасте, вроде как с точки зрения физиологии их пора уже выпинывать из дома. Но мир вносит свои корректировки, конечно. Детей, наверное, в 14 лет выгонять из дома рановато. Но как раз в этот момент надо настраивать себя, что ты разговариваешь уже не с ребенком, а с взрослеющим человеком. И через некоторое время он станет юридически взрослым. И пытаться до сих пор контролировать его жизнь на 100% — это должно быть наказуемо, как мне кажется. Конечно, не уголовно, этически. Потому что мы знаем этих несчастных сорокалетних мальчиков, которые живут с мамами, и мама спрашивает, поел ли он с утра на завтрак что-то. Это трагедия. Поэтому детей надо отпускать. Это тяжело, нервно, это где-то достаточно сложно, но иначе вы просто сделаете хуже своему ребенку.
— Александр, вы известны не только как телеведущий и шоумен, но и как музыкант. Скажите, совпадают ли ваши музыкальные пристрастия с тем, что слушают ваши дети? На какой музыке росли они? Прислушиваются ли они к советам, если вы их даете?
— Так получилось, что со старшим сыном у меня вкусы совпадают, но он не особенно музыкальный. Он не очень-то любит играть на музыкальных инструментах. А вот средний, Миша, любит, но у него такое странное сочетание — ему нравится, с одной стороны, классика, с другой — рэп. А я этот жанр терпеть не могу. Это не моя музыка. А рок не заходит ему. Поэтому мы с ним вроде музыкальные, но у нас интересы не совпадают. А мелкий, Андрей, просто садясь в машину, говорит: «Давай, поставь какую-нибудь музычку». Он называет просто все, что играет, «музычкой».
— И что вы ему обычно ставите? Какие-то детские песни?
— Нет, ни в коем случае. Ни одной детской песни у меня нет вообще. У меня есть свой плейлист, и я его всегда ставил всем троим детям. В нем The Beatles, Led Zeppelin, Metallica. У меня есть и попсовая музыка, есть и Boney M, и какие-то наши отечественные группы, есть и «Калинов мост», Виктор Цой и так далее.
— Дети следят за вашим YouTube каналом, где вы рассказываете о музыке?
— Не знаю, честно скажу. Вообще дети не мои фанаты. Они скептически относятся к моей деятельности. Они знают, что я работаю на телевидении. Но для них это никогда не было чем-то особенным.
Наверное, дети не столько наблюдают за моей деятельностью, сколько как любому, наверное, подростку, им иногда приятно сказать: «А вот у папы миллион подписчиков». То есть для современных детей это является какой-то прям медалью. Если миллион подписчиков — значит, ты крутой. При этом что ты там делаешь — абсолютно не важно.
— То есть какие-то отрывки выпусков «Галилео» они тоже не видели в интернете? Или видели, но не придали им значения?
— Старший сын смотрел, программа тогда шла по телевизору, средний видел урывками, а младший не застал ни одного выпуска. Сыновья относятся к моей деятельности так же, как дети относятся к профессии своих родителей. У кого-то папа работает на заводе, у кого-то в театре, у кого-то врачом, у кого-то ведущим программы. Для них это не является ни особенностью, ни предметом для гордости.
Тем более в современном мире дети телевизор не включают — мой мелкий, например, смотрит мультики на платформах. Он не видел ни одного телевизионного канала. Поэтому для него в принципе все равно, где папа работает. Главное, что папа, если надо, вовремя поддержит, поиграет во что-нибудь и, может быть, мясо приготовит на даче — уже хорошо.
— Вы не скучаете по шоу «Галилео»? Как думаете, это шоу было бы актуально в наши дни?
— Во-первых, оно актуально до сих пор. Люди продолжают его смотреть, причем в старом формате. Ко мне подходят даже дети 5-7 лет — они, правда, меня не очень узнают, потому что я, естественно, изменился с тех пор, но они признаются, что смотрят «Галилео» до сих пор. Прям с нуля, с первого по 1083 выпуск, или сколько у нас там было.
С тех пор было снято огромное количество разных программ, в том числе и познавательных, с моим участием и без моего участия. И все это развивается, все это цветет и пахнет. Что было нами сделано тогда, в тех 1000 выпусках, что они до сих пор так актуальны — я не знаю. Видимо, это было создано с такой любовью и с таким балансом научно-популярного соотношения, что передача запомнилась. И в каком-то смысле все выпуски были безбашенными. Мы не делали программу по правилам. Это не был научпоп, это был научпанк. Мне нравится такое определение.