Цивилизация
— Расскажите, как давно вы тесно общаетесь с подростками?
— С самого начала преподавательской деятельности, с 2000 года, я постоянно работаю с ребятами 14-16 лет. Сначала я преподавала в колледже, теперь – в университетских профильных классах в школе. Подростки – это та среда, в которой мне интересно находиться.
— Есть штамп, что с подростками невозможно ни о чем говорить, они ничем не интересуются, а если интересуются, то это наверняка какая-то глупость и примитив. Вы постоянно взаимодействуете с подростками – во время работы в школе, на встречах с читателями. Какие они, современные тинейджеры? И как они менялись за 20 лет, что вы с ним работаете?
— Подростки сейчас, как и двадцать лет назад – по-прежнему очень любопытный народ. Когда кто-то говорит, что они инертные, ничего не умеют и не хотят, это неправда. За инертностью часто скрывается невозможность определиться, понять, что им надо. Это связано с тем, что на ребят валятся потоки информации, и разобраться в них им сложно. Может казаться, что подросток ничем не интересуется, потому что все время сидит в телефоне, но на самом деле он постоянно что-то читает, смотрит, узнает.
И если он находит то, что смогло его зацепить, он начинает это исследовать. Современные подростки ничего не принимают на веру, не следуют слепым авторитетам, они критичны по сравнению с поколением подростков из 2000-х годов. И это хорошо.
— Что объединяет современных ребят с ровесниками из 2000-х?
— Они по-прежнему ценят любовь, дружбу, преданность, порядочность. Просто находят новых кумиров, например, среди героев корейских дорам или персонажей вселенной Marvel. И в этом нет ничего плохого. Чтобы это понять, надо искренне поинтересоваться тем, что нравится подростку.
Но у взрослых обычно другая реакция. Они видят, что на экране стреляют, все мельтешит, и формируют свое мнение, основываясь лишь на этом. А если бы они вникли в происходящее, выделили время на то, чтобы вместе с подростком посмотреть фильм, узнать героев, то поняли бы, что Капитан Америка, Человек-паук, Тони Старк не так уж и плохи!
— А как же наши кумиры? Ведь нам хочется, чтобы дети прониклись тем, что ценно для нас?
— Да, это правда. Когда взрослый пытается наладить связь с ребенком, он предлагает ему то, что было и остается значимым для него самого. Когда-то я навязывала своим детям Жюль Верна, который для меня был культовым писателем, я перечитывала его книги по сто раз. Но у моих детей Жюль Верн не пошел. Что мне было делать?! Только смириться. И постараться искренне поинтересоваться, что нравится им.
Я отдавала себе отчет, что я и мои дети – люди из разных поколений и мы не обязаны любить одно и то же. Но попытка понять, чем они живут и дышат, даже если тебе это не понравится, всегда будет засчитана. Не надо делать вид, что вам нравится молодежная культура, если это не так, но узнать, что такое аниме, дорамы, манга, фанфики – почему нет?
Меня, например, мои школьники подсадили на просмотр аниме, а вот дорамы мне не зашли, но я все равно посмотрела, чтобы составить впечатление.
— Постоянное сидение подростков в соцсетях, мессенджерах – это уход от реальности?
— Нет, это просто другой способ коммуникации. Раньше дети ходили друг к другу в гости, проводили время во дворе. Сейчас смартфоны и компьютеры позволяют этого не делать, и ребята этим пользуются: продолжают общаться, но сидя дома. Да, внешне это выглядит не так, как 20-25 лет назад, когда детство было без телефонов и интернета – но это всего лишь другая форма.
Естественно, я не исключаю случаев, когда человек уходит в соцсети и там строит совершенно другой образ себя, который не соотносится с его образом в реальной жизни – это проблема и с ней уже надо работать. С другой стороны, тридцать лет назад человек точно так же уходил в книги, или часами бродил по улицам… Способы ухода от реальности были всегда. Просто гаджеты дают больше возможностей уходить в параллельный мир, где хорошо и комфортно, из которого не хочется уходить. Это дополнительная сложность, с которой приходится иметь дело.
— У вас есть идеи, как с этим обходиться?
— Готового ответа на вопрос, как отвлечь ребенка от телефона, у меня нет. Но я думаю, что надо искать, что подростку интересно. А если он не может определиться – вместе исследовать и пробовать новое. Методом проб и ошибок получится найти то, что хотя бы на время поможет отвлечься от виртуальной реальности. Кто-то валяет шерстяные игрушки, кто-то увлекается туризмом, геокэшингом (игра с использованием GPS, в которой одни участники ищут тайники, спрятанные другими – прим. «Газеты.Ru»), кто-то косплеем. Мир многообразный, надо показать это подростку: смотри, сколько возможностей и все они могут стать твоими.
— Есть мнение, что подростки уходят в соцсети и виртуальный мир, потому что там все проще. Ты можешь быть кем хочешь, при этом не нести ответственность за свои действия. Ребенок вырастает. Он взрослый, а взрослости нет. Что такое ответственность – он не понимает. У вас есть какой-то рецепт, как помочь ребенку ощутить ответственность?
— Для начала взрослым нужно самим понимать, что такое ответственность. Родители нередко сами ведут себя как дети. Кричат от бессилия и потери чувства контроля, теряются в критических ситуациях, когда надо сделать выбор, и так далее.
Мы часто передаем ответственность (даем поручение), но не показываем, что делать дальше. Что ответственность – это не просто выполнить поручение, которое тебе дали, а принять решение самостоятельно. Ответственности надо учить на своем примере. Книги тут тоже могут помочь.
— Как?
— У Василя Быкова есть замечательная повесть «Сотников». Она не столько про войну и предательство, сколько про ответственность. Почему совершенно потрясающий и надежный Рыбак оказывается слабее Сотникова, который принимает мученическую смерть? Ключом к пониманию этого становятся эпизоды из детства героев. Рыбак совершил хороший поступок: не дал телеге упасть с обрыва и получил за это всеобщую похвалу. Сотников, напротив, сделал кое-что нехорошее: без спроса взял у отца трофейное оружие и выстрелил из него. Он боялся наказания, но все равно признался отцу. Получается, что во втором случае герой научился осознавать последствия своих поступков. Формирование ответственности идет через преодоление: очень страшно, что накажут, но признаться надо.
Книги не учат жизни, но с них можно считать много ситуаций чужого опыта. Книги – это витамины. Ими не наешься, все-таки реальная пища – это жизнь. Но без витаминов нам трудно усваивать новый опыт.
— Под силу ли детям усвоить такие витамины как Василь Быков? Читают ли ваши ученики классику?
— Классику подростки не любят. Ее надо уметь читать, вникать. Но ведь литература не ограничивается классикой. На своих уроках, чтобы ребята лучше усваивали традиционную программу, я рассматриваю ее вместе с современной литературой. Например, недавно мы с детьми читали «Моцарта и Сальери» Пушкина, а потом взяли книги Нины Дашевской «День числа Пи», где тот же конфликт творца и ремесленника рассматривается в наши дни. И дети сразу понимают, что Пушкин – это рядом с нами, просто в XIX веке писали по-другому.
— Как много в классах, в которых вы преподаете, читающих детей?
— Врать, что все дети любят читать, не буду. Если брать в процентном соотношении, то на 20 человек читающих будет пятеро. Все не обязаны любить читать. Но когда на уроках мы обсуждаем какие-то вопросы, то те ребята, которые не знакомы с произведением, все равно вовлекаются в разговор. Некоторые из них могут прочитать книгу уже после обсуждения.
Я вижу гаснущий интерес ребят к классике. Произведение может быть прекрасным, но оно от детей уходит. Им оно непонятно. Чтобы исправить это, я стараюсь давать задания, которые позволят детям по-другому взглянуть на то, что они считают «ветошью». Например, в «Грозе» Островского они искали факты, которые делают пьесу актуальной для сегодняшнего дня. Казалось бы, что в этой архаике можно раздобыть?! Но они раздобыли: проблемы токсичных родителей, усредненных авторитетов, домашнего насилия. И сразу стало интереснее читать пьесу. И мы обсуждали эти проблемы, опираясь на текст. В такие момент ребята видят, что литература всегда говорит про жизнь. Просто у нее может быть разный язык, разные реалии.
— А как вы относитесь к чтению детьми краткого содержания?
— Мне это не очень нравится, но я понимаю, что насильно эту тенденцию не переломить. Я в этом плане приспособленец: работаю с той аудиторией, что досталась. Перед началом урока спрашиваю: «Поднимите руки, честно, кто прочитал целиком, кто прочитал краткое содержание, кто не читал совсем». Это дает представление, как мне работать, на чьи знания опираться. Когда мы обсуждаем какие-то детали, то отвечают те, кто знаком с текстом хорошо, когда общую проблематику, то тут высказываются все желающие.
Чтобы дети почувствовали автора, его язык, мне не лень зачитать отрывок самой. Это нормально.
Если мы только и будем говорить, что дети плохие, что они читают только краткое содержание, мы точно ничего не добьемся.
— Нужно ли, чтобы дети знали/прочитали какой-то обязательный минимум классики в школе?
— Чем больше пытаюсь в эту сторону размышлять, тем сложнее дать однозначный ответ. С одной стороны, если они сейчас не прочитают классику, то, возможно, они ее никогда не коснутся. Многие учителя рассуждают: «Пусть узнают хотя бы в школе». Но это «хотя бы в школе» на самом деле выливается в то, что дети выходят из одиннадцатого класса и ненавидят русскую литературу.
Так что, может быть, все-таки лучше было бы знакомить детей не с классикой, а с литературой, которая соответствует их возрасту, покажет, что чтение может быть для удовольствия. Она поможет сформировать читателя, который пойдет своим путем и в перспективе дорастет до классики сам. Все-таки чтение сложных книг требует переработанного человеческого опыта. Поэтому считаю, что лучше не заставлять, не давить. Кому надо, чтобы школьник заучивал какие-то прописные истины только ради того, чтобы получить отметку? Лучше пусть Достоевский и Толстой пройдут мимо, чем дети будут читать их через не хочу и не могу.
Еще один важный момент — когда мы говорим, что дети не читают вообще, или не читают классику в частности, хочется спросить взрослых: а вы сами-то много читаете? Вероятно, тут найдется с десяток оправданий: у нас работа, готовка, уборка.
А ведь у детей, порой, гораздо больше дел, чем у родителей. У многих ребят сейчас не бывает свободного времени. После школы им надо на секцию, после — они делают уроки, спать ложатся в 11 и позже. Утром все по-новой. В выходные — репетиторы, какие-то дела. У молодых людей нет свободного времени не то, что на почитать, а побыть самим с собой в тишине — а ведь именно в такие моменты подросток формируется как личность, разбирается в своих потребностях и интересах.
— Предлагаете ли вы вашим ученикам в качестве альтернативного чтения свои книги?
— Нет, не предлагаю. Я вообще не очень афиширую, что я писатель. Не из какой-то ложной скромности, скорее наоборот, потому что на уроке мы работаем на результат, на приобретение крепких знаний, на высокий балл итогового экзамена. А я как преподаватель, пожалуй, даже более амбициозна, чем как писатель. Кроме того, мне так удобнее. Я вообще разделяю преподавательскую и писательскую работы, потому что у них все-таки разные задачи. Но в то же время я не скрываю, что я писатель, то есть на какие-то свои творческие встречи учеников зову, о новых книгах сообщаю. Просто это за пределами учебного процесса.
— Расскажите, какие из них больше всего находят отклик у подростков? И почему?
— Это зависит от подростков, наверное. У меня есть мальчик, который говорит про мою книгу «Полоса препятствий», что она написана будто про него и для него. Есть девочки, которые растаскивают на цитаты «Младших Экзюпери». Есть ученики, которые проникаются сюжетами «ZOOM. Карантинная история». Последняя книга, пожалуй, сейчас популярнее всех — потому что она последняя, потому что написана по следам недавно пережитого, а еще потому, что там разные ситуации и разные характеры, то есть, по сути, больше возможностей «попадания». Ведь по большей части любят читать книги «о себе». А в ZOOMe разные ребята, разные семьи, разные проблемы.
— Елена, в вашей последней книге все события проходят на фоне пандемии и ситуации неопределенности. Сейчас у нас в некотором смысле такая ситуация продолжается. Есть ли в книге какой-то совет, как с этой неопределенностью жить? И как искать точки опоры, когда не знаешь, что будет завтра?
— Совета напрямую, наверное, нет. Я по жизни избегаю давать советы, особенно если не просят. Но осмысление ситуации для меня, конечно, важно так же, как и для всех. Наверное, нужно как-то зацепиться за мысль о том, что любые испытания, если они есть, значит, гипотетически ты можешь их выдержать. Сверх твоих сил ничего не дается.
В ситуации неопределенности надо искать островки безопасности. У всех они разные. У кого-то семья, у кого-то близкие друзья — кувыркаться в опрокинутом мире, цепляясь за кого-то, легче, чем в одиночку. У кого-то это будет любимое дело, любимая книга. Не терять надежды и искать точки опоры — вот, наверное, что можно посоветовать. Но не бездействовать!