Цивилизация
— С чего начался ваш интерес к группе «Аквариум»? Когда и как это было?
— Я могу выделить три достаточно очевидных этапа. Первый из них произошел в 1987 году – по советскому телевидению вскоре после Нового года неожиданно показали передачу «Музыкальный ринг» с группой «Аквариум». Перестройка только набирала обороты, и это реально был голос великой свободы. Особенно на фоне зрителей, которые сидели вокруг музыкального ринга и задавали вопросы двух типов: либо дурак, либо дебил. Как позже выяснилось, драматургия передачи была такая, что там находились специальные психологи, социологи, комсомольские вожаки — и наезжали на группу.
А группа очень легко и весело от них отбивалась и, собственно, играла — что хотела и как хотела. Это было очаровательно. И там как-то вскользь было сказано, что скоро выйдет пластинка.
На волне этого очарования я пошел в магазин «Мелодия» на Калининском проспекте (ныне — Новый Арбат). Вокруг сновали подозрительного вида «жучки» — то есть спекулянты. Один из них завел меня в подворотню, развернул пальто, и там — в огромном нашивном кармане — лежала пластинка «Аквариума». Я тогда не подозревал, что у группы случилась, наверное, самая дешевая рекламная кампания за всю историю рок-музыки. С бюджетом, равным нулю, их показали по телевизору, а через несколько дней пластинка поступила в продажу. Поэтому я и не удивлялся миллионным тиражам — до этого про рок-группы по телевизору не рассказывали. Завершением взрыва моих мозгов был текст прекрасного Андрея Вознесенского с обратной стороны пластинки — про по-хорошему худого городского Робин Гуда Бориса Гребенщикова (признан в РФ иностранным агентом).
Акустический концерт в театральном сквоте у Эрика Грушевского, 1985 год
Из архива Всеволода ГаккеляЗатем был второй этап, когда я попал на два не очень удачных концерта группы. Один из них состоялся в питерском Кировском парке на всесоюзном конкурсе магнитных альбомов, организованном журналом «Аврора». Это было очень крупное событие, такой прообраз Пикника «Афиши». Никакого «Аквариума» там и близко не планировалось, играли всякие инди-коллективы.
Я специально приехал из Москвы, и каково было мое удивление, когда на сцене появился Гребенщиков — непохожий на себя, с бородой. У него тогда шел тур «Radio Silence», и все были уверены, что он где-то в Европе. Его выход стал неожиданностью, все замерли. Сыграл четыре песни в акустике, но сам факт его появления был важнее, чем музыка. Песни, кстати, оказались сырые. Это был первый шаг Бориса от «Аквариума», потому что там не выступил ни один другой участник группы, зато проявился образ будущего «БГ-Бэнда». Но это еще полбеды, потом ушел из жизни Виктор Цой, и «Аквариум» выступал на мемориальном концерте в «Лужниках». Это было очень плохо: и звук, и сыгранность, и обаяние, хотя у других групп в тот вечер все прошло довольно прилично.
И последний этап — Фили, ДК Горбунова, очень холодный январь 1993 года, презентация для музыкальных журналистов запоздавшего «Русского альбома» на виниле. Это было днем, в зале на 1,5 тыс. мест сидели человек 25-30 журналистов, напротив них — группа без микрофонов и бейджиков. Они меня тогда обаяли тем, насколько остроумно, дерзко и самоиронично отвечали на вопросы. Потом в течение двух дней были очень хорошие концерты-презентации альбома.
— Как вы начали работать с группой?
— Я сейчас пришел к мысли, о которой раньше не задумывался, — в 1994-1995 годах Гребенщиков был первым музыкантом в стране, с которым я делал интервью для книги «100 магнитоальбомов советского рока». Мы специально встретились у друзей, он пришел с Александром Липницким. Очень долго общались, потому что альбомов было много. Я думаю, Гребенщиков оказался первым музыкантом, который увидел черновой вариант списка из 100 альбомов. Очень обрадовался, заметив под 94-м номером группу под названием «*** забей», живо интересовался, как мы будем писать это название — с точкой или без. Мы несколько часов просидели, он очень подробно рассказал про все альбомы. Книга делалась пять лет. Когда «Аквариум» в 1999 году выступал на «Максидроме» в Олимпийском, мы забаррикадировались от всех в гримерке, и Гребенщиков дал последнее интервью, которое вылилось в статью-манифест этой книги про магнитофонную культуру.
Потом, видимо, наши интервью очень впечатлили его менеджмент, и я занялся систематической пресс-поддержкой двух топовых английских альбомов — «Навигатор» и «Снежный лев». Писал интервью, анонсы, рецензии. По-моему, тогда в группе появился мониторинг или пресс-клиппинг в виде аккуратно собранных в папочке публикаций, вырезок интервью, носителей с радиоинтервью и телеэфирами. Это уже было в 1995-1996 годах.
— Расскажите о принципах, по которым музыканты становились героями ваших отдельных книг.
— Мне очень нравится высказывание Летова из «Гражданской обороны» — в одном из интервью он сказал, что одиночки опаснее для социума, чем целое движение. Мне нравится не рок-музыка, а рок — это немножко разные вещи. Элемент шаманства, чувства опасности. Тот же Гребенщиков говорил, что рок — «нож в кармане». Фактически у меня получается серия ЖЗЛ — «Жизнь запрещенных людей».
С другой стороны, кто-то из древних китайцев сказал – мол, если у тебя нет книги, которую ты хочешь прочитать, напиши ее. Про всех героев моих работ очень многого не было написано — а то, что было написано, меня категорически не устраивало. Будь то Сергей Курехин, Илья Кормильцев, Майк Науменко. Наверное, что-то похожее случилось с книгой про «Аквариум».
— С кого, на ваш взгляд, начался русский рок?
— В конце 1970-х чуть ли не единственным местом, где могли выступать наши группы, была Прибалтика. В 1976 году в Таллине познакомились «Аквариум» и «Машина времени». Сразу после скандала на тбилисском фестивале в 1980 году, где первое место поделили «Машина времени» и эстонский «Магнетик бэнд», я попал в Подмосковье на концерт последних, они пели по-эстонски. Это тоже был советский рок. Они меня очень впечатлили с поющим ударником Гуннаром Грапсом, было очень эффектно. Поэтому получается, что топ-3 — «Машина времени», «Аквариум» и «Магнетик бэнд».
— Сколько времени заняла подготовка вашей новой книги?
— Догадывался, что журналисты будут об этом спрашивать. Тут нет строгого ответа, но попытаюсь его дать. 30 лет назад я стал брать первые интервью у музыкантов, которые назывались золотым составом «Аквариума». Гребенщиков тогда говорил, что это не группа, а образ жизни. Тогда это делалось немного абстрактно, вроде как для «100 магнитоальбомов».
Потом туда добавился совершенно волшебный персонаж по имени Андрей Тропилло, который записал весь питерский рок 90-х, фотохудожник Андрей «Вилли» Усов, который нес ответственность за все обложки их золотых альбомов, Сережа Курехин, Саша Титов и куча музыкантов, которые появились в «Аквариуме» уже чуть позже. Большую роль сыграли друзья группы, тот же Липницкий, которые много интересного рассказали.
То, что за 30 лет было сделано больше 100 интервью, — факт. В последнем развороте книги перечислены эти интервью, их огромное количество.
Обложка книги «Аквариум»: геометрия хаоса»
Издательство Metamorphoses— Как так получилось, что эксклюзивные материалы пролежали «в столе» столько лет?
— Переломный момент случился в пандемию — весной 2020 года. Времени навалом, ты сидишь дома, и наконец появляется возможность добраться до архивов. Обнаружил у себя в нескольких папках оригинальные интервью, написанные рукой Гребенщикова для журнала «Рокси». Бывало, мне дарили какие-то старые документы, в ответ искренне благодарил и аккуратненько откладывал в сторону. Я молодец, что не терял, но не молодец, что сразу их не изучал из-за московского ритма жизни. А тут коронавирус пришел на помощь, как ни странно. И я обнаружил, что у меня дома, оказывается, находится небольшой клондайк архивов по «Аквариуму». После этого начал в ту сторону мыслить. То есть работа над книгой заняла 30 лет и три года — сборы материалов и архивная деятельность соответственно.
— В каких форматах и условиях хранились архивы?
— Они хранились в совершенно скотских форматах — в самых неожиданных местах по всей квартире. Но более-менее аккуратно. Что-то в офисе хранилось. Другое дело, что, поскольку параллельно происходило множество других событий, они просто лежали. Когда я понял, что это реально клондайк, — начал делать первые выставки, основанные на этих архивах. Буквально на днях закончилась трехмесячная экспозиция «Поколение дворников и сторожей» в «Ельцин-центре» в Екатеринбурге. Мне сказали, что ее посетили больше 25 тыс. человек.
— Приедет ли выставка в другие города?
— От минимум три-четырех миллионников поступили предложения, в том числе от довольно серьезных организаторов из Питера. Позвонили и предложили помощь все, кроме одного города. Угадайте, какого?
— Москва?
— Ответ верный. Серьезные выставочные пространства планируют программу на 1,5-2 года вперед, поэтому надо решать, куда осенью 2024-го это было бы реально привезти и показать. На Урале за несколько месяцев выставка полудомашних архивов превратилась в городскую достопримечательность, мне это ужасно приятно.
— Как и где вы искали людей, связанных с группой и готовых дать интервью? Кого было сложнее всего найти?
— Книга чем-то напоминает склад с отборным марочным вином, которое хранится в бочках на юге Франции и уже отлежалось. Наверное, половина книги — истории, которые по каким-то причинам не озвучивались, хотя им уже много лет. Я нашел несколько доисторических музыкантов, которых никто нигде никогда не упоминал. Кого-то нашел в Сан-Диего, кого-то — в Сибири, кого-то — в Лондоне.
Года три назад я отыскал музыканта, который был ответственен за звук в ранних альбомах «Аквариума», — Армена «Марата» Айрапетяна. Он давно не живет в Питере, нашел его в Ереване. У него блестящая разговорная речь, отличная память и математическое мышление, он очень много интересного мне рассказал.
Когда Гребенщиков учился на «примате» Ленинградского госуниверситета имени Жданова, он плотно сотрудничал с театром Горошевского. Через артистов этого театра мне удалось найти в Америке первого гитариста «Аквариума» Александра Шуколюкова. Про него ничего не было известно, но он играл на первых концертах. У меня буквально крылья выросли. Наша музыкальная журналистика безответственна: мне это напоминало книгу про Pink Floyd, где журналист забыл написать про Сида Барретта.
Ленинградская рок-группа «Аквариум», 1988 год
Виктория Ивлева/РИА НовостиТакже Гребенщиков рассказывал: «У нас был Родион, как зовут — не важно». Это вся информация, которая у меня о нем была. А он, на минуточку, познакомил «Аквариум» с Майком Науменко, был с ними в одной тусовке и «склеивал» их всех. Доставал запретные книги, самиздат. Его очень трудно было найти, потому что у меня не было ни его имени, ни фамилии, Родион — это псевдоним. Питерские друзья говорили: «Да забей, он то ли умер, то ли давно уехал в Америку». По-моему, я ничем не отличался от героев сериала «Следствие ведут знатоки». Примерно через 3-4 года я его запеленговал в Питере, в полутемной квартире. Он такой эстет — белые зубы, белые манжеты, с отличной разговорной речью. Несколько раз я ездил в Питер ради интервью с Родионом.
— Как иллюстрировалась книга? Попали ли в нее эксклюзивные кадры, которые вам удалось найти?
— Во время поиска героев я нашел грузинского фотографа Константина Кохреидзе, который, оказывается, чуть ли не с первого ряда снимал весь рок-фестиваль в Тбилиси в 1980 году. Он жил в Тбилиси, а потом переехал в Москву. Страшно горжусь, что он нашел эту фотосессию — она большая и неизвестная. В книге также приведены его воспоминания, это просто находка. Ему уже больше 70 лет, у него прекрасная память и отличные снимки.
— В 1980 году на рок-фестивале в Тбилиси Гребенщиков играл лежа, и на него упал Гаккель с виолончелью. Жюри обвинило «Аквариум» в пропаганде гомосексуализма. Как вы отреагировали на этот скандал?
— Надо понимать, что соцсетей, интернета и канала MTV в 1980 году не было. Поэтому про скандал мы узнали не сразу. В книге есть фрагмент о том, как я случайно по радио услышал про фестиваль в Тбилиси: что он состоялся и все было прекрасно. Информация про скандал просочилась гораздо позже. Фестиваль прошел в марте 1980-го, а через полгода по просьбе Артемия Троицкого (признан в РФ иностранным агентом) Борька написал от руки несколько страниц биографии «Аквариума». И я не понимал тогда, почему в этой биографии про Тбилиси нет ни единого слова. Уже потом начал коллекционировать много разной машинописной рок-прессы — и там по чуть-чуть было сказано, что «Аквариум» всех удивил. Официально про скандальное выступление в Тбилиси стали говорить только в разгар Перестройки, спустя 7-8 лет.
— Участвовал ли Гребенщиков в создании книги?
— Я тот человек, который сам пишет книги, сам редактирует, сам ругается, рвет, заново пишет — и потом дарит героям, когда книга уже вышла. До выхода никогда никому не показываю.
— Кого вы считаете величайшим рокером в истории страны?
— У меня есть, наверное, самая главная книжка — «100 магнитоальбомов советского рока». В ней, конечно, есть «Аквариум» или «Гражданская оборона», но в основном там много десятков групп, которым не повезло. Они записали гениальные альбомы, но в силу тех или иных причин не прорвались. Поэтому, с одной стороны, я могу ответить формально, что считаю очень важной функцию Курехина, Кормильцева и Майка. Но их гораздо больше — и про всех я достаточно скрупулезно рассказал на страницах книги. Степень известности групп «Восточный синдром» из Магадана, «Стук бамбука в XI часов» из Ижевска и десятков других абсолютно не соответствовала их таланту. Просто кто-то прорвался, а кто-то не смог.
— В каком состоянии российский рок сейчас?
— Мне кажется, в последние пару лет ситуация напоминает 1983-1984 годы. До этого царствовал Брежнев, и все было расслабленно, музыкантов не сажали, с концертов не винтили. И даже придумали радиостанцию Moscow World Service, которая играла рок, — сейчас в это трудно поверить. Когда к власти пришел Андропов, а потом Черненко, за рок взялись серьезно. Озверевший андеграунд ушел в подполье. Я люблю вспоминать высказывание Кита Ричардса из The Rolling Stones: «Мы свои самые убойные хиты писали в самые тяжелые для группы времена, когда нам казалось, что мы распадаемся».
Существует с разных сторон прессинг на рок. Параллельно мы проводим выставки, фестивали, и я вижу, что музыканты сейчас находятся в тусовке с высоким тонусом. Может быть, они не всегда могут давать концерты, но с помощью современной техники они могут сидеть в подвале, на чердаке или на кухне — и записывать альбомы. Мне очень нравится современная стилистика и вкусовое разнообразие.
Еще 5-6 лет назад у нас была проблема с финалистами фестиваля «Индюшата», потому что все хотели петь на английском. Это было прямо горе. Групп, которые пели на родном языке, было мало. А сейчас стало гораздо меньше групп, которые поют на английском, — наши рокеры вернулись к истокам, к тому, с чего начинали «Аквариум» и «Машина времени». Мне от этого очень радостно, светло и тепло.
— Почему рокеры вдруг переключились на родной язык?
— Голова стала работать, сердце стало чувствовать, появилось больше рефлексии. Может быть, чувство ответственности повысилось. Они же живут вне вакуума и видят, что за окном происходит. Может быть, поэтому, как у The Rolling Stones, в непростые времена пишутся лучшие вещи на родном языке.
Первоначально, еще в школе, Гребенщиков писал первые треки на английском — он неплохо владел языком. Когда он послушал одну из песен Леннона, выписал на слух текст и перевел, то отчетливо понял, что сам так никогда не напишет на английском. После этого Борис практически полностью перешел на русский.
— Какие действующие российские рок-группы вам импонируют?
— Из групп первого эшелона — с большим отрывом Shortparis. Они участвовали в нескольких фестивалях, которые мы с коллегами проводили. На фестивале в честь юбилея клуба «Китайский летчик» хедлайнерами были Shortparis и Дельфин, и это было чудо как хорошо. Из молодых мне очень нравится уральский вектор, группы, которые пару лет назад выигрывали гран-при «Индюшат», — «Авангард Леонтьев» и «ДЗИНЬ» из театральных екатеринбургских тусовок.
Я обратил бы внимание на калмыков — группу HAGRIN, которая осенью выиграла гран-при «Индюшат» и потом попала на все крупнейшие фестивали в стране. Сейчас они довольно успешно выступают, у них такой шаманско-этнический фолк-рок с электроникой. Также могу выделить группу «Балакирь» из Перми, которая выходит на сцену с огромными балалайками и играет рок чистой воды.
— В одном из интервью вы говорили, что «сытость» и спокойствие не идут искусству на пользу. Как артисту, ставшему популярным и обеспеченным, сохранить этот голод и страсть к созиданию?
— Самые истинные рок-художники находили источники вдохновения в затворничестве и одиночестве. Это был Петя Мамонов в своей глухой деревне, Василий Шумов, который уехал в другое место, чтобы спокойно творить, и Роман Суслов, который, мне кажется, до сих пор разводит лошадей. И группа «АукцЫон», разбросанная по нескольким городам. Видимо, рецепт один — прислушиваться к внутреннему голосу. Это единственный до конца верный показатель, а все остальное — суета.