Первое, что бросается в глаза при просмотре нового фильма Ренаты Литвиновой — отсутствие признаков конкретной исторической эпохи. Герои любят индийское кино, хранят деньги в сундуках, которые закапывают в землю, пользуются довоенным оружием и летают на самолетах тридцатых годов прошлого века. Проще всего объяснить безвременье, в котором находятся главные персонажи, сказочным даром их семьи. Они имеют в распоряжении тринадцатый (или двадцать пятый) час в сутках, когда обретают покровительство высших сил — и способны обмануть смерть.
Сам фильм состоит из нескольких сюжетных линий, главная из них отсылает к хичкоковскому «Головокружению». Где-то на северных территориях живет матриархальный клан, в котором у мужчин «что-то случилось с кровью, и они оставались детьми». Сын главной героини теряет свою невесту сразу после помолвки. Убитый горем, он пытается воссоздать утраченный облик в ее сестре, которая мучается от нелюбви, но отказывается его отпускать.
Их отношения становятся стержнем, вокруг которого развиваются истории остальных персонажей. Ненависть и боль членов северного клана начинает охватывать и окружающий мир — северные поля начинают гнить вместе с закопанными в них деньгами, семейный особняк ветшает (обрастает ветками изнутри), одна власть сменяет другую, а весь мир охватывает война.
На первый взгляд, разлад в отношениях персонажей и окружающем их мире вступает в конфликт с его художественным воплощением. На экране совершенно спокойно уживаются и довоенный Голливуд, и эра немого кино, и авторский европейский кинематограф, и постмодернистская вольница конца ХХ века. Главная точка сближения всех противоположностей — личное отношение самой постановщицы. Представленный в «Северном ветре» мир удерживается не какими-то универсальными законами (кино, физики, логики), а любовью своей создательницы ко всем деталям и персонажам этой фантасмагории.
Кадр из фильма «Северный ветер» (2021)
Фонд «Запределье»Контраст между упадком мира без любви и гармонией в изображении этого мира становится ключом ко всему смыслу картины. Реальность обретает значение лишь тогда, когда человек вдыхает в нее свой собственный, личный смысл. Когда человек находит в этой реальности то, за что может ее полюбить.
Ярче всего эту мысль иллюстрирует небольшой эпизод, когда герои все же покидают свой особняк, чтобы посмотреть на Спасскую башню Кремля. Резко вырванный из водоворота эпох и стилей зритель наконец сталкивается со знакомым объектом, но это столкновение не вносит решительно никакой ясности в окружающее время. Каждый оказывается волен решать сам для себя — в какую Россию (и в Россию ли) он попал. И, конечно, этот выбор куда больше скажет о личности зрителя, его страхах и желаниях, чем о времени действия ленты.
Еще один намек для зрителей — последние кадры фильма: пустой вагон метро, поверхности которого выхватывает из полутьмы свет, проникающий сквозь окна. Точно в таком же вагоне метро падал без чувств главный герой фильма Киры Муратовой «Астенический синдром», потерявший сознание от многоголосицы окружающего мира и неспособный найти в нем место для себя. Главный муратовский прием, соединение разнородных элементов в непротиворечивый, а объемный художественный мир, Литвинова распространяет на все составные части «Северного ветра».
Кадр из фильма «Северный ветер» (2021)
Фонд «Запределье»Актерский ансамбль драмы представляет собой настоящий смотр разных школ исполнительского мастерства. Антон Шагин, Татьяна Пилецкая, Максим Суханов, Хибла Герзмава, Никита Кукшкин, Светлана Ходченкова и дочь Ренаты Литвиновой Ульяна раз за разом сходятся вместе, каждый раз в новых конфигурациях. И вопреки этому, ни разу за весь фильм не возникает ощущения «капустника» — их взаимодействие всегда оправдано, если не на смысловом, то как минимум на эстетическом уровне.
Отдельный номер программы — саундтрек от Земфиры. Клип на песню «Злой человек» уже собрал на YouTube почти миллион, но во время просмотра «Северного ветра» композиция все равно обрушивается на зрителя «в самый неожиданный момент», снова заставляя судорожно гадать — куда же он попал, в какое время?
Не добавляет определенности и аранжировка — напор оркестровых струнных разламывают электронные трещотки, пока знакомый миллионам голос повторяет как мантру: «Я злой человек, твой человек». И только прошлогодняя песня «Крым» (тоже Земфиры) на финальных титрах своим минимализмом — голос и гитара — снова, как Спасская башня, напоминает, что лишь наше личное отношение определяет смысл каждого увиденного кадра и услышанного звука.