Цивилизация
Сарик Андреасян продолжает подтверждать статус одного из самых деятельных российских кинематографистов: имея в производстве первую русскую франшизу о супергероях «Защитники», он недавно заявил о работе над фильмом про Виталия Калоева с Дмитрием Нагиевым. В этом году главным проектом Андреасяна стало выходящее в прокат 1 декабря «Землетрясение» — история катастрофы, которая в 1988 году разрушила город Спитак и нанесла огромный ущерб Ленинакану (ныне Гюмри). Главные роли в картине сыграли Константин Лавроненко, Мария Миронова, Виктор Степанян и другие актеры. В преддверии премьеры фильма «Газета.Ru» встретилась с режиссером.
— В прошлый раз мы говорили два года назад и вы рассказывали, что быстро работаете, но фильм выходит только сейчас. Что происходило с проектом все это время?
— Тогда мы только получили первые деньги от Фонда кино. Дальше переписывали сценарий, встречались с очевидцами, готовились к съемкам. Год назад фильм был уже снят, начались первые закрытые показы в Армении, после которых мы некоторые вещи доснимали, перемонтировали, переозвучивали. Это были первые и самые важные зрители, на их мнение мы закрыть глаза не могли.
— А что доснимали и почему?
— Понимаете, очевидцы, они не совсем кино смотрят. Они смотрят на то, насколько все корректно, этично. Начались вопросы: почему не показали, как приехали помогать из Еревана? А где грузины, которые первыми приехали? Почему ничего нет про город Спитак?
— Вы сами довольны результатом?
— Знаете, считается, что московской публике ничего не нравится, что у нас тут все зажрались. Так вот, на премьере «Землетрясения» публика устроила стоячую овацию на протяжении всех титров. Пришлось даже выйти на сцену еще раз — поблагодарить. Разумеется, здесь имеет значение национальный фактор, внимание армянской диаспоры, но все равно — ощущения сумасшедшие. Есть чувство какой-то правильной миссии.
— А когда вы фильм делали, это чувство уже было? Как вообще появилась идея этого фильма?
— Ну да, все про это спрашивают, а я никогда не знаю, как ответить. История этого землетрясения, она всегда была у меня и моих сверстников — это происходило у нас на глазах.
Я лично не застал геноцид или войну в Карабахе, а землетрясение — это совершенно понятная, в известном смысле моя личная трагедия.
Всегда хотелось про это рассказать, и в какой-то момент все сошлось — написался сценарий, мы пришли с ним к Рубену…
— В истории ленинаканского землетрясения есть важный аспект, связанный с тем, что жертв можно было избежать, если бы при попустительстве партийного руководства не был разворован выделенный республике сейсмостойкий цемент. У вас в фильме это никак не отражено. Почему?
— В первых вариантах сценария про это было, довольно много, но от этого отказались. Понимаете, тут есть такой важный момент, связанный с менталитетом. В «Землетрясении» есть сцены с мародерами, и даже по их поводу некоторые зрители говорили, что не надо таких армян показывать. Если бы мы показали то, о чем вы говорите, то кому-то такая правдивость, наверное, понравилась бы, но очевидцы событий вряд ли остались бы довольны. У армян, как любого нацменьшинства, есть это сознание, что наши все хорошие, наши — исключительные. Это надо учитывать. Выдержать баланс в этом отношении было, пожалуй, самым сложным.
— То есть армяне для вас — самый важный зритель?
— Мы когда пришли с «Землетрясением» договариваться о прокате с кинотеатральными сетями, первый вопрос был, придут ли армяне в кино. Разумеется, диаспора огромная. И конечно, это был очень важный для меня зритель — по многим причинам, и речь тут не о деньгах. За те же деньги я мог бы сделать и более коммерчески очевидное кино. С другой стороны, я читал комментарии в «Одноклассниках» — социальной сети, где собирается публика 35 плюс, — там многие русские вспоминают, как ездили, помогали, собирали деньги. Или вот тоже пример: русские жены моих армянских друзей после фильма полезли в «Википедию» читать про историю Армении. Кино все-таки вот так работает, что-то меняет.
И потом, хотелось просто лишний раз привлечь внимание к тому, что сегодня происходит в Гюмри. Многие люди до сих пор живут без крова.
Это трудно себе представить, но некоторые по сей день живут в контейнерах, у детей нет ручки и тетрадки.
Я был на благотворительном вечере, где собирали средства для пострадавших, — я просто рыдал, невозможно было сдержаться. Мы живем все-таки немного в других нормах. А там у женщины спрашивают, почему она не пойдет зарабатывать себе на жизнь, а она отвечает, что невозможно устроиться на работу, когда у тебя вши и нет нормальной одежды. Мы отдадим женщине — организатору этого вечера фильм после проката, чтобы она устраивала благотворительные показы по своему усмотрению, если это кому-то поможет.
— У вас фильм заканчивается сопоставлением кадров из картины и реальных фотоснимков. Как эта идея пришла?
— Я сразу понимал, что делаю драму, что «Землетрясение» не должно быть фильмом-катастрофой типа «Разлома Сан-Андреас», не должно быть блокбастером на костях. Поэтому я очень много времени провел в архивах, а когда мы начали снимать, обклеил этими снимками стены в своем вагончике — чтобы самому не забыть, что я делаю и зачем. Ну и потом это было удобно и для художников с гримерами — чтобы фильм не стал пригламуренным или слишком чистым. Нам было важно передать случившееся почти документально. Мы покупали одежду в Гюмри, покупали у людей одежду тех лет — у армян не принято ничего выбрасывать, у моей бабушки есть целый шкаф одежды, которую она не надевала с 1972 года.
В общем, архивные фотографии фактически были моей раскадровкой. И благодаря этим снимкам я многое понял и добавил в фильм уже по ходу съемок.
— Что например?
— У нас не было одного большого проезда по городу. Не было сцены в финале, когда дедушка танцует. Это интересно, кстати. Я подошел к актеру перед съемками и сказал, что это важнейшая для тебя сцена, твоя. Он ходил, курил, думал и предложил станцевать. Я сперва засомневался — думал, что начнется какой-то арт-хаус. Но когда мы сняли, я понял, что получился потрясающий контрапункт. Чистая магия, такого не напишешь.
— Я же правильно понимаю, что почти весь фильм вы сняли в Москве?
— Ну, не весь, но процентов 60 точно. В Гюмри мы сняли начальные сцены до катастрофы — там есть этот колорит, он не очень изменился за прошедшие годы. Остальное в основном снимали в Москве — только брали какие-то здания из Армении и потом разрушали на графике.
— А почему в Москве?
— Понимаете, бабушка, которая нам делала кофе, как только увидела пыль, которой мы всё засыпали, просто разрыдалась. Если бы мы поставили на главной площади все эти гробы, нас бы просто сразу попросили уехать. Для местных жителей это открытая рана. К счастью, мы нашли в Москве разрушенный завод.
Мы все равно три месяца строили декорации, но тем не менее фильм все равно стоил гораздо дешевле, чем мог бы. Очень повезло, в общем, просто я на этом заводе «Защитников» снимал.
— Расскажите про них, кстати. Фильм уже готов?
— Да, вот недавно я наконец-то увидел картину с графикой — до этого, когда меня спрашивали, доволен ли я результатом, я даже не знал, что ответить. «Защитники» — это, признаться, как раз фильм, от которого мы ждем кассовых достижений. Наш фильм «С Новым годом, мамы» собрал 400 млн руб., это наш рекорд. Хотелось бы теперь его преодолеть.
— А как вам отзывы на трейлер?
— Я считаю, что трейлер и тизер существуют для интриги, и они свою задачу в данном случае выполнили. Мне нужен трейлер, который будет обсуждать весь мир, — так и было, у нас 50 млн просмотров. Мне в инстаграме пишут люди из Америки, из Японии — спрашивают, когда фильм выйдет. Был огромный хайп, фильм ждет весь мир. При этом все понимают, сколько стоит наш фильм, но людей восхищает, что это сделано не за $300 млн и при этом есть результат. С другой стороны, если говорить о ругани в сети, то мы поняли, что те, кто это пишут, не зрители. Отзывов сколько? Ну, две-три тысячи, а в кино идет несколько миллионов. Мы на «Комик-коне» давали автографы несколько часов!
— Франшизу уже спланировали?
— Есть несколько вариантов. Например, на нас вышли китайцы, которые предложили сделать продолжение с участием китайских супергероев. Мы пока что думаем и пишем сразу два сценария — с китайцами и без.
После проката первой части решим, какую из концепций будем запускать.
— А что с вашими американскими проектами?
— Три фильма вышли, пока достаточно. И потом стало ясно, что американцам нужен не продюсер, а режиссер Сарик Андреасян. Я довольно регулярно летаю в США, и в последнее время я фактически езжу устраиваться на работу — питчинги, переговоры… Там, кстати, прорыв тоже произошел после трейлера «Защитников» — я сразу стал актуальным персонажем. Сейчас думаю, рассматриваю какие-то предложения. Мне очень важно, чтобы в производство на этот раз был заложен рекламный бюджет — мы в этом просчитались с «Ограблением по-американски». У нас в какой-то момент потребовали $20 млн на рекламу. Но сначала надо выпустить «Защитников» и сделать «Непрощенного» — о жизни Виталия Калоева.
— Что, кстати, с этим фильмом? Вы уже входите в съемки?
— Да, приступаем в феврале, потом будет короткий летний блок. Хочется в итоге сделать что-то такое же мощное, как «Землетрясение».
— А тут как идея возникла? Калоев не самый, мягко говоря, однозначный для широкого зрителя человек.
— Ну да. Но это же такая история: кто-то считает «Крестного отца» фильмом про убийцу, а кто-то — про человека, который любит свою семью. Тут то же самое. Началось все с того, что один из моих друзей-осетинов предложил мне подробнее почитать историю Калоева.
Я стал читать, смотреть интервью и увидел за ними человека, позицию, огромную боль. Первый вариант сценария я заказал американскому автору и даже думал снимать кино в Америке, но потом передумал — получилась бы неправда.
Поэтому этот вариант был переработан уже здесь, в России. Как художник я постараюсь максимально выдержать нейтралитет, но для меня это история о любви к семье и о колоссальном одиночестве. Там в сценарии есть одна фраза: «Самое страшное горе для мужчины — это жить без семьи». Вот фильм про это. В одном из интервью Калоев сказал: «А что бы вы сделали, увидев своих детей в гробу?» И это тупик, я не знаю ответа. И он не знал.
— Играть будет Нагиев, как вы и планировали?
— Да! Там такая была история. Я как-то буквально среди ночи понял, что это должен быть Дима. Мы, к счастью, общаемся, я написал ему в WhatsApp, прислал сценарий. Через час он написал мне: «Я плакал». Он сразу пообещал похудеть, сделать белые зубы не очень белыми, отпустить бороду. Я понимаю, что о нем есть определенный стереотип, но я думаю, что через пять минут нашего фильма люди забудут, что Нагиев по телевизору кого-то смешит или развлекает.
Для меня он великий драматический артист, которого судьба закинула на развлекательное поприще, так же как и меня.
— А вы сознательно сейчас уходите от комедий, которые принесли вам популярность?
— Я делаю то, что мне интересно в данный момент. И потом, тренд на комедии упал по всему миру очень сильно — они не собирают денег в прокате, посмотрите списки самых провальных фильмов, там в основном именно комедии. Видимо, дело в том, что жанр ушел на телевидение. Хотя фильм про Калоева — это тоже не про кассу, не будем себя обманывать.
— Когда он выйдет, уже понятно?
— Я хочу в следующем году его снять, смонтировать и сделать премьеру на каком-нибудь фестивале. Это, наверное, не каннская тема — думаю, попробовать отдать его в Берлин.
