Цивилизация
— Жанр пеплума сегодня…
— Пеплом покрылся, да?
— Ну да, мода на него прошла, очевидно, лет пятнадцать назад — когда «Гладиатор» Ридли Скотта выходил. Историческое кино сегодня к другим периодам обращается. И тут выходит «Бен Гур». Как так получилось? И почему вам это интересно?
— Человек, который написал этот роман, — генерал армии северян, ответственный за многие жизни, потерянные в братоубийственной гражданской войне в США. И вот когда он осознал весь ужас того, что натворил, то написал эту книгу — про то, как важно уметь прощать друг друга. Это книга, написанная против любого радикализма, с очень сильным месседжем. Она раскрывает весь ужас ситуации, когда биться друг с другом начинают близкие люди.
Сегодня это очень важное послание — мир трещит по многим швам. И самое важное сегодня — научиться прощать.
Например, наши болельщики ведь смогли простить английских, это очень правильно.
— А в чем сегодняшний пеплум отличается от оригинального «Бен Гура»? Тогда шло очень интенсивное развитие технологий, и кинематограф следовал за ними. В нулевых тоже был такой момент, но сейчас эти интенции, кажется, пошли на спад, а человек стал интереснее взрывов.
— Вы ошибаетесь. Сейчас кино как американская еда — когда тебе дают тарелку, а там с горой всего навалено и майонезом залито. Многие фильмы так сделаны. Весь ужас в том, что талантливых режиссеров давят продюсеры, требующие работать по принципу «чем больше, тем лучше». Это касается «Бэтмена против Супермена», «Трансформеров» и так далее. Там работают талантливые сценаристы, интересные постановщики, но студии требуют, чтобы все летало, взрывалось, пятьдесят домов упало.
Некоторые, к счастью, понимают, что этот подход уже не очень работает, и тогда получается, например, «Дедпул» — замечательный фильм, который смеется над этим подходом.
— Но тем не менее вы взялись как раз за очень большой фильм.
— Это не вопрос размера, это вопрос осмысленности аттракциона. «Бен Гур» — это большое развлекательное зрелище, у которого есть смысл. Вот был фильм «Гладиатор», который вы вспомнили, — фантастически зрелищный фильм, который ты смотришь и плачешь. Выходишь после него другим человеком, у тебя появляется какая-то вера… Ну разные могут быть месседжи. «Бен Гур» для меня как раз такой аттракцион с большой содержательной частью.
— В фильме 1959 года ее не было?
— В общем, нет. Тот фильм был про то, что один отомстил другому. То есть если ты меня ударишь, то я тебя догоню, ударю сильнее и оторву ноги! И все будет хорошо (смеется). Ну и потом еще полечим мамины проблемы с кожей при помощи мессии. А книга написана совершенно о другом. О том, что, убив своего врага, ты не станешь счастливым. У нас в литературе, кстати, такого вообще много. Только лишь простив и обняв врага, ты сможешь победить зло. В старом фильме брат боролся с братом, а у нас герой борется со злом. В нашем фильме оба брата одинаково симпатичные, мы обоих очень любим.
Вообще идея необходимости сочувствия и невозможности счастья без сострадания — очень русская, очень близкая нашему зрителю.
В этом фильме есть потенциал для большей аудитории, чем обычные киноходящие, это для людей, которые ходят в кино за смыслами.
— А почему бы не сделать такое кино на российском материале? Это вообще возможно, как вам кажется?
— (Смеется.) Я все девяностые годы посвятил производству таких историй — они назывались реклама банка «Империал». Уверен, что России такое кино необходимо, но вопрос ресурса тут принципиален. Когда мы говорим про американское кино, нужно помнить, что там режиссеры не американцы, актеры тоже не американцы — англичане, австралийцы, шведы, снимают фильм тоже не в Америке. И деньги там тоже не американские — китайские, например, да какие угодно, у них нет национальности. Американское кино — это кино, решение о производстве которого было принято в США. Так что для того, чтобы в России было снято такое кино, нужны воля и ресурсы. Должно быть принято решение, деньги должны собраться здесь. И тогда все получится.
— Вам бы хотелось снять здесь такое большое кино?
— Конечно, хочется. Мне здесь удобнее и приятнее работать, я здесь понимаю людей. Не в смысле, что они говорят, а в смысле, что они имеют в виду.
Словами ведь выражается очень маленькая часть информации, а все остальное — химия, которая понятна, только если ты вырос в этой среде.
Мне там физически очень трудно все это делать. Ты имеешь дело с другим менталитетом… Представьте себе, что в Россию приехал человек из Индонезии снимать российское кино, попал в российскую съемочную группу — ему будет очень трудно (смеется).
