Цивилизация
Продолжение «Шантарама» — идея коммерчески беспроигрышная, этот роман за тринадцать лет с момента своего выхода стал абсолютным бестселлером, руководством по поиску внутренней свободы для чайников и идеальным путеводителем по Бомбею 80-х (сейчас Мумбаи). Экранизацию «Шантарама» ждут и все никак не дождутся с 2004 года, за это время Джонни Депп из исполнителя главной роли переместился в ранг продюсера, а в режиссерском кресле успели посидеть Питер Уир и Мира Наир.
Успех романа по большей части объясняется не столько гремучей смесью палп-фикшен с доморощенной философией, сколько тем, что «Шантарам» стал художественным отражением воистину нетривиальной биографии самого Робертса. Основатель студенческой анархистской партии, наркоман и грабитель банков, заслуживший прозвище Грабитель Джентльмен, потому что всегда был вежлив при налетах, загремел в австралийскую тюрьму строгого режима, сбежал из нее и по поддельному паспорту улетел в Индию. В Бомбее успел пожить в трущобах, стал членом местной мафии, повоевал в Афганистане и на Шри-Ланке. В начале 90-х его арестовали в Германии при перевозке наркотиков и экстрадировали в Австралию. В тюрьме, согласно легенде, он и написал своего «Шантарама». После освобождения роман издали.
Робертс, мгновенно став знаменитостью, открыл несколько благотворительных фондов, задружился с Мадонной и теперь почивает на лаврах в собственном номере в мумбайском Four Seasons.
Читать «Шантарам» гораздо интереснее не как литературный роман (чьи достоинства довольно скромные), а как художественную биографию, вольное свидетельство, сличая эпизоды, запоминая детали и не переставая удивляться количеством опыта, выпавшего на долю одного бойкого австралийца.
«Тень горы» — органичное продолжение «Шантарама», выросшее из мест, конфликтов и идей уже знакомых читателям по первой части. Робертс не погрешил бы против истины, если бы назвал новый роман «Шантарам-2», да и издателям не пришлось бы сопровождать книгу пояснительным «продающим» замечанием. Здесь главный герой Лин отходит от дел бомбейской мафии, воссоединяется со своей возлюбленной Карлой, ведет философские диспуты и как настоящий бомбейский супермен пытается изменить к лучшему жизнь нескольких десятков друзей и знакомых.
Робертс также развивает свою философскую концепцию, знакомую по первой части, — да, вселенная, как завещал Лину глава мафии Кадербхай, стремится к усложнению, а что такое усложнение на самом деле?
В новой части мудрец Идрис, духовный наставник Кадербхая, растолковывает концепцию духовных тенденций, в соответствии с которой цель жизни (но не ее смысл) — это выразить себя наиболее позитивным образом в предлагаемых обстоятельствах. Этакая смесь теории трансерфинга с философией кота Леопольда — друзья, давайте жить дружно, не ломайте мне кайф (как постоянно повторяет в «Тени горы» находящийся в трансе персонаж). Упорство, с которым Робертс призывает к проявлению человечности, перебирая на страницах романа конфликт за конфликтом, заслуживает искреннего человеческого уважения, но на честном слове такие воззвания почти никогда не работают.
Проблема «Тени горы» как раз в том, что тут на честном слове уже мало что работает. Все такие же скромные литературные таланты Робертса уже не спасают авантюрный приключенческий сюжет. Так, история, какой бы интересной она ни была, при повторении всегда начинает испытывать слушательское терпение. Робертс называет вторую часть сиквелом (обещая в будущем и приквел, в котором, видимо, опишет, как Лин впервые угодил в тюрьму), сам обозначая слабое место нового романа, чтобы сиквел состоялся, он в первую очередь должен перестать быть сиквелом. У каждой истории есть продолжение, но не у каждого продолжения есть история.
Тем не менее оба романа, несмотря на все свои литературные огрехи, продолжают быть важным культурологическим материалом.
Робертс, как Киплинг XX века, открывает для западного мира Индию, делая свои книги не только частью официального туристического бренда «Incredible India» (они красуются на полке вместе с «Камасутрой» и «Бхагавадгитой» в каждой туристической индийской лавке), но и ценным страноведением от лица чужака, сумевшего стать своим. Достичь такого приближения по отношению к Индии, вообще, мало кому удавалось. Причем во втором романе оптика даже четче, чем в «Шантараме», это речь не просто «гОры» (так снисходительно называют в Индии белокожих иностранцев, так называли и Лина в начале его путешествия), а настоящего бомбейца, мумбаита, серьезно основавшегося в городе, повязанного с ним тысячами знакомств.
Робертс с нежностью рисует мир близких друзей — милый щебечущий интернациональный круг, занятый бесконечными шутками, цитатами и перипетиями собственных отношений. Получается, как если бы Кортасар писал свою «Модель для сборки» на берегу Аравийского моря, водил байк и курил гашиш. Робертс любуется колоритной не укладывающейся в стереотипы повседневностью — здесь мать большого индийского семейства цитирует Рудольфа Штейнера, а духовный наставник прячется от учеников за ширмой, чтобы порезаться в карты и всласть поругаться.
Робертс создает почти что сказочных персонажей, подсказать которые может только индийская улица — тетушка Луна, ведущая бухгалтерию черного рынка, сидя на рыбьей требухе, владеющая своим телом так, что никто не может проговорить с ней больше 10 минут, не сделав ей предложения, психохирург Туарег, доводящий своих клиентов до исступления дурью и каверзными вопросами, метрдотель Джасвант, боящийся нашествия на Бомбей зомби, шри-ланкийская коммунистка с позывным «Голубой Хиджаб», прострелившая своему мужу руку, когда он попытался дотронуться до волос другой женщины, почтальон, разносящий по ночам в качестве искупления не доставленные из-за своего пьянства старые письма, улыбчивый писатель из Ленинграда Олег, сыплющий афоризмами про русских…
Все это так или иначе оправдывает довольно слабое продолжение «Шантарама», бледная история с готовностью уступает богатству эстетики.
Ведь если проблема сиквела в том, что он остается сиквелом, то и главное его преимущество стоит искать там же. Сиквелы делаются не для всех, они всегда делаются для поклонников, которые на многое готовы закрыть глаза ради одного подмигивания автора.
А настоящий поклонник даже пошлость может принять за оригинальную особенность. Что если и Робертс не то чтобы плохо пишет, просто он пишет об Индии по-индийски — размеренно, неторопливо, с обилием никому не нужных деталей и велеречивых отступлений. С той степенью бесхитростности, которая позволяет цветку быть метафорой любви, письму — вестником перемен, а плохому роману занять свое почетное место на книжной полке, аккурат между «Камасутрой» и «Бхагавадгитой».
