Цивилизация
Марина Влади. Из книги «Владимир, или Прерванный полет»
В четыре часа утра двадцать пятого июля я просыпаюсь в поту, зажигаю свет, сажусь на кровати. На подушке — красный след, я раздавила огромного комара. Я не отрываясь смотрю на подушку — меня словно заколдовало это яркое пятно. Проходит довольно много времени, и, когда звонит телефон, я знаю, что услышу не твой голос. «Володя умер». Вот и все, два коротких слова, сказанных незнакомым голосом. Тебя придавил лед, тебе не удалось разбить его.
В комнате с закрытыми окнами лежит твое тело. Ты одет в черный свитер и черные брюки. Волосы зачесаны назад, лоб открыт, лицо застыло в напряженном, почти сердитом выражении. Длинные белые руки вяло сложены на груди. Лишь в них видится покой. Из тебя выкачали кровь и вкололи в вены специальную жидкость, потому что в России с покойными долго прощаются, прежде чем хоронить. Я одна с тобой, я говорю с тобой, я прикасаюсь к твоему лицу, рукам, я долго плачу. «Больше никогда» — эти два слова душат меня. Гнев сжимает мне сердце. Как могли исчезнуть столько таланта, щедрости, силы? Почему это тело, такое послушное, отвечающее каждой мышцей на любое из твоих желаний, лежит неподвижно? Где этот голос, неистовство которого потрясало толпу? Как и ты, я не верю в жизнь на том свете. Как и ты, я знаю, что все заканчивается с последней судорогой, что мы больше никогда не увидимся. Я ненавижу эту уверенность.
Юрий Любимов. Из книги «Рассказы старого трепача»
«Все вы антисоветчики», — кричал советский Геббельс, так его называют в наших кругах, я же называл «недоделанный Абрамов» — говорок у них был похож, народный такой, с наскоком на собеседника, но Федор-то по сравнению с этим — Сократ, не меньше. Уходят мои сверстники и друзья, сын мой, в страну, откуда ни один не возвращался, как говорил печальный принц, а литтл Геббельс все орал.
«Все ваше окружение антисоветское, а этот спившийся подонок — прямо как Жданов про Зощенко, — ну подумаешь, имел какой-то талантишко, да и тот пропил, несколько песенок сочинил и возомнил».
«Да он умер, нехорошо так с покойным, зачем кричать, товарищ секретарь, а при ваших чинах это даже неприлично». Завизжал: «Вы у меня договоритесь» — и пошел сыпать угрозы.
После смерти Володи стали они грызть меня, как по его песне «Охота на волков» его грызли. Слава Богу, похоронили мы вопреки их желаниям — по-человечески. На старом московском кладбище Ваганьково — там, где Есенин лежит, и я хотел там лежать, да вот, видимо, теперь неизвестно, где и похоронят. Говорили друзья, казенная молотилка их не работала. Лежал он на сцене, где играл Гамлета, где так легко и красиво за долгие годы прошел, наверно, по этим подмосткам, не одну сотню километров; удивительная была походка у него. Шли тысячи людей, шли день и ночь, и потом уже три года прошло, всегда у его портрета цветы. А могилы не видно, цветами засыпано все.
Алла Демидова. Из воспоминаний
А его предощущение смерти... Когда-нибудь аналитик-литературовед проследит связь между такими, например, строчками: «Когда я отпою и отыграю...», «Я в глотку, в вены яд себе вгоняю...», «Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт...», «Устал бороться с притяжением земли...» или в «Кате-Катерине»: «Панихида будет впереди...». Или: «Не поставят мне памятник где-нибудь у Петровских ворот...» Я уж не говорю о его прекрасном провидческом стихотворении «Памятник».
Он жил на юру и похоронен у самых ворот при входе на кладбище. Мне вначале было жаль, что на таком открытом месте мы его хороним. Но сейчас я понимаю, что, наверное, лучшего места не сыскать. На этом кладбище лежит много хороших людей. Я часто думаю, вот бы им собраться, поговорить и попеть вместе. Потому что все люди — поющие, кто горлом, кто сердцем. Есенин, Шпаликов, Даль, Дворжецкий, Высоцкий.
...В августе 1980 года в доме творчества «Репино» мы с друзьями сидели, и каждый рассказывал, в какой момент он услышал весть о смерти Володи. Мне врезался в память рассказ Ильи Авербаха: «Мы жили в это время на Валдае. Однажды вечером я вяло пролистывал сценарий, который мне перед отъездом сунул Высоцкий, читал этот сценарий и раздражался на то, что сытые, обеспеченные люди предлагают мне снять картину о гибнущих от голода... И во время моего сердитого монолога я услышал по зарубежному радио сообщение о смерти Высоцкого. После шока, после всех разговоров об ожидаемой неожиданности этого конца я уже перед сном взял сценарий и стал его заново перечитывать. Мне там нравилось все. И я подумал: какой мог быть прекрасный фильм с этими уникальными актерами и как Высоцкий был бы идеально точен в этой роли...»
Вениамин Смехов. Из книги «Театр моей памяти»
В последний год он почти не бывал в театре. По серьезному счету, его на Таганку тянули три «магнита»: Гамлет, Лопахин и Давид Боровский (главный художник Театра на Таганке. — «Газета.Ru»). Мало что знали о происходящем в душе у поэта даже очень близкие люди.
…И весело, и грустно вспоминается теперь эпизод с моей нежданной удачей в журнале «Аврора». В пятом номере ленинградского журнала за 1980 год вышли фрагменты из моей рукописи. «Аврора» два года тянула с этим «выстрелом» из-за Высоцкого. А я не соглашался, чтобы среди портретов Демидовой, Золотухина, Табакова, Визбора, Славиной не оказалось главы о Володе. Не мог согласиться, потому что Володя в гримерной, при всех, заключил со мной пари: не будет о нем напечатано, запретят. А я горячился, ибо знал еще в 78-м году, что вся публикация набрана, что вот-вот придет верстка-правка… Несколько раз переверстывали и переправляли. Наконец, спасибо вмешательству Федора Абрамова, книжка «Авроры» вышла, и я выиграл пари… Я подарил Высоцкому журнал на предпоследнем «Гамлете»… За день до его смерти у него дома был Валерий Плотников, чьи фотографии сопровождали мою публикацию. Он увидел красненькую книжечку «Авроры» №5, спросил у Володи и услыхал в ответ: «Приятно о себе почитать… не на латинском шрифте…» И сыновьям своим велел раздобыть экземпляры журнала.
Все, что успел о себе и своего сочинения прочитать на родном языке поэт Высоцкий: публикация в «Дне поэзии», публикация в журнале «Химия и жизнь» (!), статья Н. Крымовой в журнале «Клуб и художественная самодеятельность» о его творческом вечере в Доме актера в 67-м году, буклет с описанием киноролей члена Союза кинематографистов Вл. С. Высоцкого, добрый труд Ирины Рубановой… И вот, мой выигрыш в нашем пари, «Аврора» №5…
Но Высоцкий умел мстить за обиду необыкновенно: власти запрещали печатать стихи и выступать публично, а он, как оказалось после смерти, звучал и был любим, как никто другой…
В день похорон Высоцкого, 28 июля 1980 года, такие люди, такой поток личностей прошел мимо гроба Высоцкого на Таганке! И ночью, в доме Владимира, Белла Ахмадулина от себя и от всех послала душе поэта, в небеса, от сердца сказанное спасибо — за то, что он впервые одарил нас правом назвать население — «народом». С уходом Высоцкого вдруг реализовалась метафора — «всенародная любовь»…
Теодор Гладков, писатель, сосед Высоцкого по дому. Из интервью журналу «Вокруг ТV»
— Говорят, похороны Высоцкого были просто народными?
— Я такого на своем веку не видел. Четыре утра, у нашего дома стол, гроб с телом, катафалк готовится втихаря Володю перевозить в театр… Хотели побыстрее и понезаметнее это сделать, чтобы не привлекать внимание. Какое там: напротив общежитие — и в каждом окне люди, на крыше — люди. В четыре утра! К театру еле подъехали — уже столько народу было. Вся площадь устлана Володиными афишами. Четыре генерала командовали похоронами. Помню на похоронах мертвецки пьяного Олега Даля. Меньше чем через год он тоже умрет по причине алкоголизма… Во всех домах по ходу нашего пути в окнах люди выставляли портреты Высоцкого, у кого их не было — выставляли конверты от его дисков. Помню, как сказал актеру Анатолию Ромашину: «Так даже генералов не хоронят», на что Ромашин ответил: «Каких генералов — так Сталина в последний раз хоронили…»
— Вы считаете, у Высоцкого был шанс спастись?
— Да, и мне больно говорить об этом. Нужно было всего-то его желание. А желание жить в последние годы у него то появлялось, то пропадало. Он очень боялся момента, когда не сможет больше писать. И словно готовя себя к этому, часто говорил: «Я в этой жизни сделал все…» Помню, однажды выходим одновременно к лифту с Ниной Максимовной — она вся светится, вижу, хочет, чтобы я ее спросил, по какому поводу. Я и спросил. Она в ответ: «Прабабкой я стала. Первенец у Аркаши родился». Я поинтересовался: «И как вы себя чувствуете в роли прабабушки?» Она вздохнула: « Я-то очень хорошо, но представить Володю дедушкой я не могу». Высоцкого действительно невозможно представить старым. Он ушел как истинный поэт — на взлете.
