Цивилизация
27 января 1866 года. В одном прибрежном новозеландском городке таинственным образом исчезает юный счастливец, сказочно разбогатевший во времена золотой лихорадки. В это же время отшельник, чахнущий над златом, умирает в собственной хижине, а переборщившая с опиумом и едва не погибшая проститутка попадает в тюрьму за попытку самоубийства и непотребный вид. Несколькими днями позже в гостинице на тайный совет собираются двенадцать мужчин, уединение которых нарушает Уолтер Мади — чужак, только что прибывший из Англии попытать счастья на приисках. Собственно, из историй этих персонажей клочок за клочком шьется пестрое полотно 800-страничного романа, принесшего премию «Букер» Элеанор Каттон — новозеландской писательнице, дебютировавшей в 2008-м романом «Репетиция», который был посвящен секс-скандалу в средней школе.
Сюжет книги строго подчинен астрономической карте: двенадцать уже упомянутых героев дублируют созвездия, еще семь — планеты и еще два соответствуют светилам, Луне и Солнцу. Каттон высчитывает движение небесных тел в период описываемых событий (с 27 января до 20 марта) и выстраивает текст в зависимости от лунных циклов.
Такая изощренная логика может показаться занимательной пустышкой для любителей вульгарной астрологии, однако именно она определила несгибаемую структуру романа, стала его основным содержанием.
На первый взгляд «Светила» кажутся сборником довольно грубых романтических штампов. Историзма и психологизма, которых ждешь от литературного полотна такого масштаба, кот наплакал. Зато есть спившиеся отцы и одержимые кровной местью дети, карикатурные злодеи со шрамами на щеке, ловко заправляющие борделями девицы, будто срисованные с Бекки Шарп из «Ярмарки тщеславия» Уильяма Теккерея, азиаты, содержащие опиумные притоны, а также золото, горы золота — сказочного эквивалента денег, вторгшегося в пространство этого «исторического» романа.
Может также показаться, что «Светила» — это пародия, новодел, задрапированный викторианским колоритом.
Впрочем, жанровых определений и отсылок для этого романа можно насчитать с полсотни — от перенесенного в XXI век викторианского триллера до постмодернистских опытов в стиле Умберто Эко.
Но, в сущности, разница между «романом-головоломкой», как величают «Светила» в аннотации, и детективом-переростком, коим и является книга, не так уж и велика.
Авантюрный сюжет в результате оказывается тяжеловесной иллюзией, отвлекающей от подлинного шедевра — внутреннего механизма этой книги-абстракции.
Каттон выстраивает колоритный, полнозвучный мир, по которому скитаются сотни героев. Характер каждого образа высчитан Каттон с математической точностью и, как винтик, встроен в максимально уплотненный текст. Каждая сюжетная ниточка плотно вплетена в канву повествования, никаких недомолвок и фиолетовой дымки. Этим изяществом внутреннего устройства, пожалуй, и стоит наслаждаться, смакуя каждый эпизод. Однако необходимость быть всегда начеку в определенный момент все-таки утомляет. На поверку
этот гигантский литературный организм оказывается довольно простым и внятным сериалом с национальной экзотикой, случайными выстрелами и огромным количеством второстепенных персонажей.
Их помыслы и фобии тем не менее остаются за кадром: либо тонут в диалогах, либо теряются во множественных сюжетных переплетениях. А простота, к сожалению, не компенсирует ощущения, что смотришь несколько сезонов, склеенных в один часовой выпуск.
Кажется, только за прошедший год минимум дважды с шумом праздновали чудесное воскрешение «большой романной формы». В первый раз — в связи с появлением «Обители» Захара Прилепина, который из архивов выцедил новую русскую лагерную прозу. А во второй — когда вышел в свет долгожданный перевод «Щегла» Донны Тартт — американки, реанимировавшей классический англоязычный роман. «Светила», как и эти опыты, в итоге оказались романом, задающим вопрос о возможности существования романа. Правда, чуть более бодрым и податливым для читателя, не готового углубляться в историко-литературный контекст.