После премьерных показов на Московском кинофестивале мелодрамы Валерии Гай Германики «Да и да» режиссер говорила о том, что в связи с законом о мате фильму не светит широкий прокат, и собиралась выложить его в интернет. Прошел почти год, картина была переозвучена и получила прокатное удостоверение. Теперь поклонники Германики имеют возможность увидеть на большом экране ее новую работу, повествующую о любви школьной учительницы и юного художника-алкоголика. В преддверии выхода фильма в прокат «Газета.Ru» побеседовала с режиссером.
— После ММКФ вы говорили о выпуске «Да и да» сразу в интернете – зато без цензуры. Почему вы все же решили переозвучить картину?
<1>
— Я шла из магазина «Перекресток» домой холодным заснеженным вечером, и мне пришла в голову эта прекрасная, как ничем не замутненное швейцарское утреннее озеро, мысль: «Может быть, переозвучить фильм не так уж и плохо?» Вот как это произошло.
— На ваш взгляд, при переозвучке нецензурных реплик картина что-то потеряла?
— Нет, только приобрела. Я очень рада, мне очень нравится. Мне стало спокойно и легко – фильм приобрел законченный вид. Звук очень крутой. И фильму, и всему человечеству, ожидающему выхода фильма, от этого стало только лучше. И Федору (Бондарчуку, продюсеру «Да и да». — «Газета.Ru») теперь тоже хорошо от того, что фильм существует в рамках закона. Полнейший тотальный хеппи-энд, правда? Это так ми-ми-ми, это так няшно! Я сейчас заплачу.
— Фильм готов уже давно, не хотелось сейчас воспользоваться случаем и что-то переделать?
— Нет, ни в этом, ни в предыдущих фильмах я никогда ничего не хотела менять.
— Насколько важно, что герой «Да и да» именно художник?
— Не важно вообще. Важно, что он артист, а художник – самая оптимальная форма. Ну и потом, я же сама ничего не решаю, всегда иду от сценариста, а он (Александр Родионов. – «Газета.Ru») у нас такой индивидуалист – его особо не нагнешь.
— В фильме небольшие роли сыграли несколько современных художников. Какие впечатления у вас остались от погружения в арт-среду? Как вам кажется, удалось ли отразить в картине эту субкультуру?
<2>
— Впечатления – незабываемые! Что касается того, насколько мне удалось показать этот мир, – я не знаю. Это решать художникам и околохудожникам. Меня больше интересовала частная, очень личная история.
— Когда снимали картину, были какие-то кинематографические ориентиры?
— Да нет, у меня их никогда нет. Ориентируюсь только на себя. Ну и хотелось, чтобы все это было похоже на фильм, прежде всего.
— А сейчас вы чем занимаетесь? Уже есть какой-то следующий проект?
— Да, делаю рэп-мюзикл для «ТНТ-телесеть».
— Расскажете поподробнее.
— Ну, рэп! Мюзикл! Посмотрите и увидите! ТНТ делали специальную презентацию, там рассказывали про то, что и как. Я работу их пиар-службы делать не собираюсь – не моя тема.
— Летом вы говорили о том, что собираетесь снимать современную адаптацию сказки про «Оле Лукойе»…
— Нет, произошла рокировочка. «Оле Лукойе» не делаем, делаем рэп-мюзикл.
— Понятно. А что с проектами в кино?
<3>
— Родионов сейчас дописывает сценарий нового фильма, и в ближайшее время мы собираемся его очень быстро снять. Рассказать ничего не могу – идея у картины элементарная, укладывается в два предложения, поэтому пока не хочу ее раскрывать. Снимать собираемся начать уже со дня на день. Думаю, что днем будем снимать рэп-мюзикл, а ночью кино. Планируем уложиться в десять дней.
— Не могу не спросить, как вы оказались в «Танцах со звездами»?
— Да, знаете, с Божьей помощью, видимо. Я вообще боюсь шоу-бизнеса всякого, у меня даже инстаграма нет – вдруг на меня сорок миллионов людей подпишется, и я из дома испугаюсь выйти. Я сфоткаю какую-нибудь котлету дома, а инстаграм напишет, на какой улице я живу, – я этого не вынесу! Тем не менее, когда поступило такое предложение, я подумала, почему бы не посмотреть своему страху в глаза. И вот смотрели мы со страхом долго друг другу в глаза – он не выдержал и убежал.
— И какие впечатления?
— Там чудеса, там черти рыщут, там кот на железном крюку висит, а Тарковский варит клей. Потом все это снимают на макроплане и все думают, что это океан.