— Почему именно Горбачев? Вам предложили героя или вы сами его выбрали?
— Выбор героя очень простой, и, конечно, сначала была рукопись, а потом возникло предложение ее издать. Это моя собственная история. В годы работы в журнале «Русская жизнь» (2007–2009 годы. — «Газета.Ru») я делал цикл материалов о деятелях позднесоветской власти и о ранних 90-х. И в процессе этой работы у меня возник некий образ Горбачева, причем его фигура сама обрастала вопросами и деталями. Знаете, в последние два года появилась очень странная хулиганская хакерская традиция в твиттере: хакеры взламывают или создают фальшивые аккаунты разных СМИ и сообщают о том, что какой-то знаменитый человек умер. Так было с Земфирой (признана в РФ иностранным агентом), так было с Людмилой Гурченко.
С Горбачевым так было раз десять — почему-то именно его эти хулиганы особенно любят. Сообщают, что он умер, а потом оказывается, что он жив.
У меня еще со времен Болотной остался его телефон — я пытался позвать его туда, а он отказался, мол, митинги не его стезя. И теперь каждый раз, когда сообщают, что он умер, я ему звоню. Вначале я переживал — боялся, что он думает, что я один из этих хулиганов, которые распускают слухи, но потом он стал меня узнавать и вместо «здравствуйте» говорить: «Что, я опять умер?» Мол, не дождетесь. Вот эта странная связь, наверно, и стала финальной точкой выбора персонажа. Я все время проверяю, жив ли он, — у меня такой смысл жизни, как у персонажа из анекдота про переданную соль.
— В «Русской жизни» у вас было много героев — советских «мощных стариков». Почему вы выделили именно Горбачева?
— Мне кажется, что все они просто маленькие осколки той большой картины, в центре которой все равно будет Горбачев. Все-таки первое лицо в Советском Союзе — это в любом случае человек, который соткан из третьих, вторых, четвертых лиц. Мы понимаем соотношение Сталина и Молотова или Кагановича — это все-таки несопоставимые фигуры. То же и с Горбачевым. Плюс к этому, слушая рассказы об одних и тех же событиях от разных людей, я для себя сформулировал несколько ключевых вопросов. Например, главный миф, с которым я пытаюсь бороться: у нас почему-то считается (даже доброжелатели Михаила Сергеевича так говорят), что Горбачев, мол, хороший мужик, но слабый, нерешительный, да и жену любил больше, чем власть. Я в это уже совершенно точно — и много лет — не верю. Потому что если сравнивать Горбачева с любым другим генсеком — Брежневым, Сталиным, Хрущевым, — он на поверку оказывается гораздо жестче, эффективнее, быстрее и вообще по всем показателям круче любого из них. Он добивался любых своих целей, причем даже тех, которые противоречили базовым принципам КПСС, например изгнания своих оппонентов из Политбюро. Чтобы стать тем самым Сталиным, Сталину пришлось прожить больше десяти лет, и все равно он не смог выиграть выборы на «съезде победителей». А Горбачев быстро избавился от всех своих противников в ЦК.
В 1989 году был последний эпизод, когда больше сотни членов ЦК просто были отправлены на пенсию. Ни Сталин, ни Брежнев себе такого не позволяли.
Меня, как человека, который занялся историей, смущает, раздражает и бесит, что какие-то абсолютные мифы для нас стали исторической истиной. В книге я с помощью фантастических и полуфантастических сюжетных ходов пытаюсь с этими мифами бороться.
Просто неприятно, когда совсем недавнее прошлое остается для нас таким же неизученным, как Средневековье.
Я не пытаюсь как-то претендовать на лавры «альтернативного историка» Анатолия Фоменко, но указать на явную неправду — важная миссия.
— В каком жанре написана книга — это «документальный фикшн» или вы все-таки посидели в архивах, чтобы опираться на реальные документы?
— Мне кажется, что это скорее мокьюментари — то есть фикшн, выдающий себя за документальное повествование. Я применил тот же прием, которым пользовался в своих книгах министр культуры Владимир Мединский. Он говорит, что, если у него в книге какая-то спорная историческая ситуация, по которой есть несколько версий событий, он всегда выбирает версию в пользу России. Я тоже имею дело со спорными ситуациями —
только я всегда выбираю ту версию, которая говорит в пользу наличия заговора.
Возьмем, например, полет Матиаса Руста (летчик-любитель, который в мае 1987 года на легкомоторном самолете приземлился на Красной площади. — «Газета.Ru»). Есть очень популярная легенда, что Руста из Таллина поддерживала, отвлекая советскую ПВО, группа западногерманских туристов, которые запускали в небо шарики. Это наверняка неправда, но об этом давно и много говорят ветераны, поэтому я с удовольствием эту сюжетную линию вплел в книгу. Горбачев с помощью Руста расправился со всеми своими оппонентами в руководстве армии. Подобное делал Сталин, но лишь спустя 13 лет после прихода к власти и буквально с помощью расстрелов, а Горбачев через два года после того, как занял пост генсека, спокойно зачистил все руководство Минобороны. Это называется слабый, нерешительный политик, да? Даже Ельцин и Путин такого себе не могли и не могут позволить до сих пор.
— А много ли в книге самого Горбачева? Вы ездили к нему, разговаривали с ним? Много ли из вашего общения туда вошло?
— Наше общение абсолютно не касалось книги — обычно я говорю, что я его люблю, а он смущается. Поэтому не нужно ждать в книге никаких сенсационных признаний Горбачева, тем более что все сенсационные признания давно уже прозвучали. Более того, есть определенный набор исторических баек, которые давно переходят из интервью в интервью.
Например, во всех мемуарах и во всех интервью Горбачев рассказывает, что главным его покровителем был Андропов. Кроме самого Горбачева, доказать эту версию не может никто, мы об этом знаем только с его слов — и я как раз в это не очень верю.
Я уверен (и продвигаю эту версию), что главным его покровителем был Суслов.
А решающий голос при избрании Горбачева генсеком, как мы знаем, был у Громыко. Интересный момент: и Громыко, и Суслов были теми людьми, которых во власть привел еще Сталин.
Это были люди из команды Сталина, остававшиеся в руководстве Советского Союза аж до самой перестройки.
Есть еще одна известная история, которая почему-то никого не смущает. Горбачев стал студентом юрфака МГУ в 17 лет: ему, как передовику производства, вручили орден, а награда давала возможность поступить в МГУ без экзаменов. Я не уверен, что много людей в те годы были приняты в Московский университет таким образом — наверняка тут тоже была какая-то игра, по крайней мере на уровне ставропольских властей.
Я еще попытался поиграть с литературой. Какая литература, какой писатель первым приходит в голову, когда заходит речь о послевоенном московском студенчестве? Гуманитарном даже, я бы сказал.
— Аксенов. Или Рыбаков.
— Мне кажется, Трифонов. Раскрываю маленькую деталь книги: там речь идет о жизни Горбачева с самого его детства. Период обучения в МГУ я попытался срифмовать со «Студентами» Трифонова, за которых он получил Сталинскую премию, и с «Домом на набережной». Мне хотелось сыграть в некую гуманитарную игру, потому что в нашем сознании слишком много штампов относительно того периода истории.
— А есть ли в книге какая-то периодизация горбачевской эры? Я помню очень четко начало перестройки, когда он был иконой международного масштаба, период сползания в хаос, когда стало ясно, что все вышло из-под контроля, и период отчаянной попытки реакции, конец 1990-го и начало 1991-го.
— Я много раз сталкивался с тем, что все просто забыли, что в 1990–1991 годах пресса, активисты, просто люди на кухне реально относились к Горбачеву как к диктатору. Сегодня в литовской и азербайджанской, как ни странно, историографии Горбачева действительно называют этим словом.
А мы это как-то вытеснили за пределы своего сознания, и для нас Горбачев — это человек, который разрушил систему, а не человек, который привел танки в Вильнюс и саперные лопатки в Тбилиси.
Это, безусловно, тоже очень интересный феномен.
Поворотным моментом многие считают 1989 год, когда начались съезды. А мне кажется, что по-настоящему он произошел раньше, в 1987-м, когда появилась фигура Ельцина как очевидная альтернатива генсеку. Более того, у нас принято считать, что у Михаила Сергеевича была одна ошибка — Ельцин: мол, стоило его отправить послом на Кубу, чтобы он там исчез, а Горбачев сам с помощью гонений сделал из Ельцина лидера.
Я считаю, что Горбачев сознательно делал из Ельцина своего преемника — во всех эпизодах начиная с 1987 года, когда Ельцина изгоняли из московского горкома, его судьба находилась именно в руках Горбачева.
И каждый раз, когда Ельцин падал, Горбачев в последнюю секунду его подхватывал. Это продолжалось и после августовского путча 1991 года.
Тогдашний белорусский премьер Кебич рассказывал: они с Кравчуком, Шушкевичем и Ельциным встречались в Беловежской Пуще потому, что всерьез опасались, что Горбачев их арестует — а он не только не арестовал, но сам с удовольствием сдался им на милость. И знаменитая фраза Горбачева в августе 1991 года: «Имейте в виду, настоящей правды никто не узнает»...
— У вас был опыт написания биографий — вы работали над книгой о Земфире. Еще что-то я пропустил?
— У меня был еще роман, вышедший под чужой фамилией, а как назывался — не скажу. Да, и еще у меня была художественная повесть «Роисся вперде»: она вышла, к сожалению, на волне моего избиения в 2010 году. Я понимаю, что сам я, будь читателем и покупателем, увидев книгу избитого журналиста, подумал бы, что это какая-то карикатурная дрянь, и не стал бы ее покупать. И поэтому книга как-то не прогремела, хотя я ею очень дорожу и мне она нравится. До сих пор встречаю людей, которые, случайно ее прочитав, пишут мне: «Ого, мы не знали, что ты так умеешь».
У «Роисси вперде» и Горбачева есть общее — это местность. Действие и того, и другого происходит (ну или берет начало) в Ставропольском крае — удивительном месте, потерянном в тени Кубани и Кавказа. Мне бы хотелось как-то этот регион... актуализировать, может быть, с помощью этой книги. Действительно обидно, когда местность, зажатая между Ткачевым и Кадыровым, оказывается никому не нужной и не интересной. Хочется об этом напомнить.
Ужасно смешной рыночный момент, кстати. С разницей в один день с «Горби-дрим» выходит очередная мемуарная книга «Жизнь после Кремля» у самого Горбачева. Я об этом не знал, так просто совпало. Мне интересно, чья версия покажется более убедительной людям, которые прочитают обе. Ведь мы же знаем, что такое мемуары, в принципе им верить не обязательно. Горбачев, мне кажется, как раз тот человек, который рассчитывает нас запутать, а не рассказать нам правду. Поэтому я надеюсь, что моя книга поможет создать стереоскопическую картину.