Канада, 2018 год, правительством принят закон C18, в соответствии с которым облегчается процедура помещения трудных подростков в психиатрические клиники, то есть с родителей частично снимается ответственность за собственных детей. Диана Депре, одинокая дама за сорок, на высоких каблуках и с сигаретой во рту, забирает домой из интерната сына, подростка с синдромом СДВГ.
В интернате Стив устроил пожар и чуть не сжег человека.
Воссоединение семьи проходит непросто: из-за трудного ребенка Диану увольняют с работы, она вынуждена с утра до вечера убирать чужие дома и попутно учиться справляться с агрессией сына, которая становится все опаснее. На помощь неожиданно приходит соседка Кайла, заикающаяся бывшая учительница.
Кажется, что втроем они способны справиться со всеми и со всем, но уже заявленный в начале картины закон C18 неумолимо подгоняет героев к единственно возможному финалу.
«Мамочка» — это уже пятый фильм Долана, одного из самых необычных и уж точно самых перспективных современных молодых режиссеров. Свой первый фильм «Я убил свою маму» он снял в 19 лет, получил за него приз «Молодого жюри» Каннского кинофестиваля и статус «канадского вундеркинда». Вслед за дебютом последовали еще более зрелые картины: «Воображаемая любовь», «И все же Лоранс», «Том на ферме». Долан пугающе быстро шел от «канадского вундеркинда» к «новому Озону».
От «нового Озона» к «большому художнику» он, кажется, пришел еще быстрее: «Мамочка» получила приз жюри Каннского фестиваля, разделив его с картиной Жан-Люка Годара «Прощай, речь».
В новом фильме Долан так же инфантильно свободен, как и в предыдущих: здесь много музыки, танцев, блесток, пайеток и колец. Но в то же время «Мамочка» — фильм куда более взрослый и выдержанный, чем все остальные, хотя бы потому что
режиссер шел к нему через всю свою (пусть недолгую) кинокарьеру.
Кажется, это именно тот фильм, который Долан должен был снять вместо своего дебюта, и спустя пять лет он не побоялся себе в этом признаться.
«Мама, тебе я доверяю от опасностей этого предательского мира укрыть мою беззащитную лодку. Всем своим счастьем я обязан твоей материнской нежности». Эти строчки читает Юбер Минель, герой Ксавье Долана, в фильме «Я убил свою маму», перед тем как мать отправляет его в интернат. Книгу с этим текстом ему сочувственно передает молодая учительница.
В «Мамочке» мы наблюдаем ту же диспозицию: есть проблемный сын, строгая мать и учительница-друг. События в «Мамочке» не только повторяются, они будто вырастают из долановского дебюта:
Юбер Минель, желчный юноша-художник, попадает в интернат, вместо него из интерната возвращается Стив, агрессивный детина, не способный контролировать приступы гнева.
Робкая учительница Жюли уезжает к отцу, с которым никогда не могла найти общий язык, в «Мамочке» мы видим ее уже в роли аутичной Кайлы, которая заикается и в любой момент может задергаться в нервном припадке.
Все персонажи будто точнее настраиваются, находят и многократно усиливают себя.
Особенно это касается матери: если в дебютной картине Долана Энни Дорваль – типичная разведенная домохозяйка, пока сын выплясывает вокруг нее гневные танцы, она сидит у телевизора и флегматично жует чипсы, то в «Мамочке» Дорваль – уже полноценная неврастеничка, которая смолит одну сигарету за другой (не забывая, впрочем, после курения использовать освежитель воздуха) и всегда готова дать своему сыну достойный эмоциональный отпор – расплакаться или накричать.
В «Мамочке» герои Долана выходят за рамки своей нормальности, и им сразу становится легче. Так, если в дебютной картине учительницу смущает приход Юбера, она боится слухов и просит его позвонить матери, то здесь Диана, Кайла и Стив сближаются максимально, они уже семья, не самая очевидная, но семья.
Долан умудряется создать между всеми персонажами интимное притяжение и в то же время оставить за скобками много вопросов:
почему Диана не ревнует Стива к Кайле? или Кайлу к Стиву? почему Стив не ревнует Диану к Кайле? или Кайлу к Диане? почему Кайла, имея свою семью, постоянно торчит у Дианы и Стива?
На деле это не так важно, «Мамочка» — это вариант бертолуччиевских«Мечтателей», все внимание здесь отдано отношениям двум персонажей, в данном случае матери и сына. Кайла просто становится тем элементом, благодаря которому можно менять фокус, уменьшать громкость (не зря она всегда болезненно морщится, когда Стив или Диана начинают кричать), смотреть на эту связь со стороны наблюдателя, что важно, пристрастного и неравнодушного.
Связь эта проходит все эмоциональные пики, от ненависти до любви, от любви к ненависти и обратно.
Отношения матери с ребенком – это те отношения, которые в принципе не подразумевают ни развития, ни окончания, поэтому и выход из них невозможен.
В «Мамочке» Долан рассказывает ту же историю, что в «Я убил свою маму», но, как и следует из разницы в названиях, выигрышно меняет призму. Юбер хоть и любит мать, но его раздражает, как она ест, что она носит и что говорит: он просто закрывает глаза, вставляет наушники в уши и пытается смирить отвращение.
Стив, хоть и кричит в запале: «Ты! Безумная сука!» – мать любит нестерпимо, пытается стать для нее всем – и сыном, и отцом, и мужем.
Во взаимности любви и той и другой сомневаться сложно, но матери неуловимы: в фантазиях Юбера она убегает в подвенечном платье, в реальности Стива уходит после поцелуя, чуть более продолжительного, чем допускается в обществе. В дебютной картине Долана на истеричный вопрос подростка «Что ты будешь делать, если я умру?» Энни Дорвал шепчет вполголоса, вероятно, чтобы не быть услышанной: «Я умру завтра». В «Мамочке» Дорвал формулирует куда точнее, откровеннее и прямо своему адресату: «Мы ближе, чем мужчина и женщина».