Цивилизация
На русском языке вышла книга режиссера Оливера Стоуна и историка Питера Кузника «Нерассказанная история США» — подборка исторических материалов, которые, по мнению авторов, стали предательством идей, легших в основу исторической миссии Соединенных Штатов. В Америке книга и снятый по ней 10-серийный фильм «Oliver Stone's Untold History of the United States» вышли в 2012 году. Российский перевод подготовлен издательством «Азбука-Аттикус» только сейчас, книга будет представлена на начинающейся в среду, 3 сентября, Московской международной книжной ярмарке. Оливер Стоун рассказал «Газете.Ru» о том, зачем нужно критиковать США, о различии между книгами и фильмами, о погоне за мировым господством и левых идеях в современном мире.
— Расскажите о вашем альянсе с Кузником: на чем вы сошлись, как строилась ваша работа?
— Мы с Кузником потратили пять лет на «Нерассказанную историю», потому что были уверены: в прошлом случилось что-то, что стало нитью, на которую сейчас нанизана вся американская политика. Вместо игрового кино я решил сделать документальный фильм о настоящей американской истории. Я хотел заложить этот фундамент для моих детей. Ведь в школах не поощряется критика США: учебник по американской истории — это сборник рассказов о торжестве Америки. Страх, кровь и ужас из истории исключаются. Мы считаем, что все это должно остаться, чтобы дети имели реальное представление о событиях прошлого. Сейчас они не ощущают напряжения, как во время просмотра фильма ужасов. «Я сказал, что все было так» — вот что такое официальная история сегодня. Мы должны снова сделать ее интересной.
— Вы последовательный и жесткий критик Америки. Но известно, что любые эмоции лучше, чем безразличие, и нынешняя книга тому подтверждение. Вы можете в нескольких фразах определить вашу политику по отношению к стране, гражданином которой являетесь?
— Я вспоминаю строки писателя и натуралиста Эдварда Эбби, который однажды сказал об экологическом движении: иногда настоящему патриоту необходимо защищать свою страну от ее правительства. Я люблю Америку и хочу, чтобы она становилась лучше.
— Как вы относитесь к социальному исследователю Наоми Кляйн, автору книг «No Logo: люди против брендов» и «Доктрина шока. Расцвет капитализма катастроф» и ее идеям, что Америка строит свою политику на создании очагов нестабильности? Между вами, кажется, есть определенное пересечение.
— Не уверен, что я согласен с тем, что США стремятся создавать очаги нестабильности. Вопрос скорее в том, пытаются ли они контролировать геополитические регионы в погоне за мировым господством, именно такая их политика сейчас стала основной. Мне также кажется, что США чувствуют себя неудачником, когда их демократические ожидания не оправдываются, как было с Уго Чавесом в Венесуэле или с Нестором Киршнером в Аргентине. Скорее всего, госпожа Кляйн (работой которой я восхищаюсь) в своей книге имела в виду экономическую доктрину шока Мильтона Фридмана, которая была применена в Чили во времена Пиночета.
— Расскажите, какое участие вы приняли в съемках фильма по вашей с Кузником книге, зачем он вообще был нужен и в чем его особенность? Считаете ли вы книгу действительно серьезным методом для донесения до читателей вашей мысли? Не слишком ли это старомодно? Может быть, стоило сразу снять сериал?
— Кино — моя стихия, а фильм — более продвинутый способ распространять знания, чем учебник по истории. Я начинал делать сериал специально для своей 19-летней дочери — тогда, в начале работы, ей было 14. Фильм сильнее книги, потому что в нем больше визуальной информации, — это становится очевидно, когда пересматриваешь его во второй или третий раз. Но в то же время книга берет силой слова, фактами и ссылками на источники — все это усиливает эмоциональную реакцию, которую вы получили от фильма.
— В последнее время вы снимали все больше социальное, мировоззренческое кино. Нет соблазна на фоне нынешних событий вернуться к политическому кинематографу и снять что-то вроде «Джон Ф. Кеннеди. Выстрелы в Далласе» (оригинальное название — «JFK». — «Газета.Ru») или «Буш» («W»)?
— Я не думаю о кино с точки зрения политики, я думаю о нем только с точки зрения драмы. Я прежде всего драматург и иду туда, где мне интересно. Иногда в поле моих интересов попадает политика, но я всегда чувствую, что у любой политической истории есть совершенно иной подтекст. «JFK» был великой, душераздирающей детективной историей. «W» рассказывал об одном из самых страшных лидеров, которых когда-либо видел этот мир (речь идет о Джордже Буше-младшем, президенте США в 2001–2009 годах. — «Газета.Ru»). Горько и удивительно, что эта картина так и осталась незамеченной, фактически пройдя ниже радаров. То же, кстати, было и с моим «Никсоном».
— Расскажите, кстати, в чем для вас разница между игровым и документальным кинематографом? В чем различие их действия на зрителя? Про Буша вы сняли кино игровое и куда менее смешное, чем все ожидали, а про Кастро, напротив, документалку. Почему?
— Разница между игровым и документальным кино очевидна: любая документальная история (скажем, та же «Нерассказанная история») основана на доказуемых фактах, там нет актеров, костюмов и декораций. Все кадры реальные, будь то расстрел на месте или другие архивные съемки. Желание снять драматичную историю Фиделя Кастро потребовало бы совершенно иного подхода, чтобы показать в двухчасовом фильме всю его жизнь. История же Джорджа Буша всем была хорошо известна, и не было смысла снимать очередной документальный фильм. Тогда не хватало предыстории, каким человеком он был на самом деле. Я чувствовал, что игровой фильм с цитатами из его реальной жизни может стать формой анализа.
— Вас иногда сравнивают с Мелом Гибсоном по жесткости высказываний. Но Гибсон после своих эпатажных поступков оказался практически вне Голливуда, у вас же получается и высказывать свои мысли, и оставаться в мейнстриме. В чем причина такого различия?
— Я стараюсь не говорить о том, о чем все время думаю, если это может показаться излишне противоречивым: на ненужные споры об этом потратятся силы, которые я бы предпочел использовать на что-то лучшее. Если я сожалел о некоторых сделанных мной высказываниях, я извинялся и менял свое мнение. Часто мои слова просто искажали или неверно толковали журналисты.
— Вы придерживаетесь левых взглядов. Как вы думаете, в современном мире есть место левым идеям? Есть ли примеры справедливых обществ, основанных на них? Могут ли они появиться?
— Я представляю, насколько маргинальным выглядит левак, как вы говорите, в современном мире, особенно в контексте американской истории. Мы живем в довольно странное время, но я все-таки считаю, что история циклична. Есть настоящий либерализм, который в ограниченных формах успешно работал в разных обществах и продолжает работать до сих пор. И есть левые идеи, многие из которых начали распространяться в Америке в 1930–1940-х. Южная Америка, например, вобрала в себя массу идей, которые бродили в Европе, бывшем СССР и некоторых азиатских странах. Для левой идеи всегда должно быть место. Их не обязательно называть левыми, правильнее — прогрессивной стороной этого баланса.
— В своем игровом фильме 2012 года «Особо опасны» вы говорили о том, что будущее цивилизации — в возвращении к дикому образу жизни. Вы до сих пор придерживаетесь этой точки зрения?
— В действительности я надеюсь, что этого не случится.