Цивилизация
В прокате идет «Годзилла» Гарета Эванса, в котором снялась Элизабет Олсен, совершившая стремительный скачок из независимого американского кино (пронзительная роль в сандэнсовском хите «Марта Марси Мэй Марлен») в голливудские блокбастеры. «Газета.Ru» поговорила с актрисой о том, как ее занесло в сюжет с гигантской ящерицей, трудно ли научиться бояться компьютерного персонажа и почему продюсеры хотели, чтобы актеры сами выстраивали отношения между своими персонажами.
— Вас долго уговаривали на роль в фильме о Годзилле?
— Да я сама готова была уговаривать их после встречи с Гаретом (Эдвардсом). Он показал мне ролик, который они сделали для выставки Comic-Con, моя реакция как зрителя была примерно такой: «Немедленно хочу увидеть этот фильм!» Там уже было что-то такое настоящее и пугающее, что делало Годзиллу реально страшным, а не дурацким картонным чудищем из комикса. Поэтому я сказала режиссеру: «Это лучший фильм из всех, что я не видела, и я просто поверить не могу в то, что ты предлагаешь мне в нем поучаствовать».
— Годзилла вас впечатлила, а что насчет вашей героини Элль Броди?
— Ну, я активно участвовала в формировании ее образа. Когда мне предложили участвовать в фильме, сценарий уже был написан, но режиссер и продюсеры хотели, чтобы все погрузились в проект и создали его вместе. Поэтому мы с режиссером и Аароном (Тейлором-Джонсоном. — «Газета.Ru»), который сыграл моего мужа, вместе придумывали эту семью, характер отношений между героями.
— По сути, Элль — мать-одиночка при живом муже.
— Который снова исчезает, едва успев ступить на порог своего дома после года отсутствия. И моей героине приходится принять то, что ее муж должен так поступить, чтобы быть лучшим человеком, а также отцом и мужем. Ей и самой приходится делать непростой выбор: работая в госпитале, Элль, как и другие сотрудники, несет ответственность за пациентов — но в то же время должна думать и о ребенке.
— Оба героя ведут себя крайне социально ответственно.
— Тут важно учесть, что мы снимали кино не про монстра, а про стихийное бедствие. Мы, американцы, нечасто становимся свидетелями подобного, чаще читаем о кошмарах, которые обрушиваются на другие страны. И что бы вы ни видели, о чем бы вы ни читали, какое бы представление ни имели о подобных вещах, мы хотели рассказать историю о людях, которые преодолевают моменты ужаса.
— Расскажите подробнее о том, как вы с Аароном Тейлором-Джонсоном работали над созданием отношений между вашими персонажами Фордом и Элль.
— Чтобы отношения на экране не получились шаблонными, мы хотели выстроить их вместе на основе собственного опыта. Аарон, например, сам отец, так что ему не надо рассказывать о том, как это бывает, когда ты уезжаешь из дома, чтобы делать свою работу, а потом возвращаешься. И о детях в разные периоды их жизни, и о том, каково быть вдали от них. Мы вложили собственное понимание подобных вещей, а чтобы передающие их язык и диалоги были естественны, приходили с Аароном к Гарету и импровизировали. Общее содержание диалогов, их структура уже были прописаны в сценарии, но слова мы находили в наших собственных историях и жизнях. Я еще сама не видела фильм, так что не знаю, сколько всего этого там осталось, но даже если вам покажут всего несколько кусочков их семейной жизни, вы поймете, что происходит между этими людьми, и фильм для вас будет чем-то большим, чем просто фильм про гигантскую рептилию.
— Гигантская ящерица, нарисованная на компьютере, посреди нарисованного на компьютере разрушения города — как Гарет работал с вами на площадке, чтобы получить от актеров реакции на происходящее в кадре?
— Гарет показывал мне «анимированную превизуализацию» — ролики, в которых упрощенно показывается, что будет происходить на экране в той или иной сцене. Раньше мне подобным образом работать не приходилось, а тут, проще говоря, передо мной оказались мультяшки, реагирующие на события, и это забавно. А Гарет еще комментировал в таком духе: «Это то, что подстерегает тебя за этим углом. А эта штука выскочит из-за того угла». Или еще: «Вот это все — это дым и битое стекло». В общем, он описывал мне вещи, которые будут на экране. А я, узнав, что они там потом нарисуют на компьютерах, представляла себе то, чего я боюсь, вместо того, что будет в фильме.
— Например?
— Ну, вот смотрю я вверх на крыши домов, дождь льет, мысленно прокручиваю маршрут: «Семь шагов пятиться, повернуться, посмотреть, а потом камера поедет вправо». И я думаю о движении камер, льет дождь, и единственное, что приходит в голову, это: «А что, если бы на крыше были снайперы?» То есть что-то реальное, ощутимое, а не большой монстр. Потому что если бы я воображала монстра, то вместо того, чтобы пугаться, раскрывала бы рот и произносила бы: «Вау!»
