Цивилизация
Пьеса Ивана Вырыпаева — первый текст, написанный им специально для большой сцены. Создана она была по заказу одного из ведущих немецких театров — «Шаушпильхауса» в Дюссельдорфе, где и состоялась в феврале премьера первой версии спектакля Рыжакова. Московская постановка — почти буквальный его перенос, но не без корректировок. Конечно, далеко не все технические возможности, доступные в супероснащенном театре Дюссельдорфа, можно было реализовать в Москве — а актерская школа МХТ, вне сомнения, помогла привнести в спектакль новые краски.
Московская премьера была чуть омрачена несуразным и абсурдным скандалом:
в прессе появились сообщения, где говорилось, что худрук МХТ Олег Табаков потребовал убрать из нее почти все непечатные выражения. На самом деле режиссер Рыжаков договорился с драматургом Вырыпаевым, что вместо матерных корней будет использовать паузы или нарочито комичные приличные аналоги, отчего и без того остроумный текст заиграл еще сильнее.
Пьеса Вырыпаева во многом продолжает линию некоторых из его последних драм, в особенности — пока нигде не поставленных «DreamWorks» и «Летние осы кусают нас даже в ноябре», недавно поставленной в Мастерской Фоменко. Герои «Пьяных» носят нейтральные англо-американские имена, живут в условиях благополучного современного общества и стандартным языком произносят монологи о смысле жизни. Для того чтобы их реплики не звучали пафосной проповедью (в коих режиссера стали в последнее время обвинять), Вырыпаеву необходима дистанция, с которой его тексты будут выглядеть совсем иначе, отстранненно.
В «Пьяных» такой дистанцией делается, как можно легко догадаться, состояние алкогольного опьянения. Вырыпаев предпосылает пьесе эпиграф из Омара Хайяма, который Виктор Рыжаков публикует в программке:
«Буду пьянствовать я до конца своих дней, чтоб разило вином из могилы моей».
Пьеса Вырыпаева состоит из двух актов, спектакль Рыжакова — из двух непохожих друг на друга частей. В первой действие происходит на наклонном помосте, постепенно наполняющемся перевернутой мебелью, и испещренном сетчатой проекцией, то и дело приходящей в движение. Это сбрендивший и покосившийся мир, в котором все съехало, закрутилось и закачалось, не осталось никакой точки опоры и ничего не мнимого — словом, мир, каким видит его каждый, кто хорошо заложит за воротник.
Все герои одеты в красочные парадные костюмы, лица их выбелены, на головах — разноцветные парики. Это не люди, а куклы и клоуны в одном лице — на сцене даже не театра, а балагана или цирка.
Здесь все кривляются, орут, смеются и юродствуют всеми способами, ни разу не заговаривая человеческими голосами.
Забавно, но это, кажется, именно тот театр, который больше всего ненавидит Вырыпаев — и вряд ли когда и где-либо еще его герои вели себя на сцене с такой же фарсовой экспрессией. Но в «Пьяных» этот прием возникает «от противного» — и безудержная клоунада требуется для изображения механистичного мира, в котором не осталось ничего настоящего. Герои не могут вспомнить свои имена, кем они друг другу приходятся и живы ли их родственники. Ни одному их слову верить нельзя;
в какой-то момент они начинают разглагольствовать о том, что каждый из нас — Господь Бог и что все мы должны услышать шепот Господа в своем сердце.
Главное в этот момент — не принять эту пьяную феерию за проповедь, а пьяных героев — за резонеров.
Во второй части спектакль преображается. Помост опускается на пол и выпрямляется, видеопроекция исчезает, а вся сцена наполняется водой. Герои хлюпают по ней босиком,
часть из них смывают с лиц грим и даже снимают парики.
Это мир вернувшийся, только не «на круги своя», а в первобытное состояние. Мир после апокалипсиса, в котором все люди, оставшиеся в живых, пытаются обрести друг друга.
Карнавальная ночь, в которую происходят странные перевороты, директор кинофестиваля и проститутка говорят на одном языке, и нет ничего возможного, а все грани и различия стираются начисто.
Все герои, один за другим, находят любовь всей своей жизни и произносят пространные монологи об этой страсти как о главном своем назначении. Но каждая свадьба здесь — шутовская. Вот герои с именами Лаура и Макс трепетно обнимаются, стоя по щиколотку в воде, под целую симфонию из велосипедных звонков своих друзей — однако на следующее утро Макс пойдет в загс с совсем другой женщиной и все встанет на свои места.
Это мнимое освобождение — всего лишь очередная маска, которую надевает каждый человек на следующей стадии опьянения.
А метафизическое влечение героев друг к другу — просто гиперболизированное стремление секса «по пьяни», которое очень легко оправдать любовью с первого взгляда.
Они снова заговорят о Боге. И Макс произнесет главную заповедь своего Господа: «Никому не ссать!». И в этих словах будет, как ни странно, что-то от Бога из старой пьесы Вырыпаева, «Бытие №2», который сам заявлял, что его не существует.
В последней сцене Проститутка Роза будет долго и проникновенно беседовать с кинопродюсером Марком, тот обещает ей «отдать всё», и, когда он вдруг в последний момент решает ее не насиловать, она принимает его за Иисуса. Наверно, при очень большом желании это можно назвать попыткой пафосно донести до зрителей моральные истины. Но на самом деле вся главная суть спектакля и пьесы сводится к финальным строкам стихотворения Омара Хайяма: «Смысла этих картинок понять не пытайся. Сядь спокойно в сторонке и выпей вина!». Раньше герои Вырыпаева искали спасения в танце и смехе, теперь обрели его — в пьянстве.
