Черноокий молодой человек по имени Гари (Тахар Рахим), с темным прошлым и сомнительным настоящим, наконец-то получает стабильную, хорошо оплачиваемую работу в ремонтной команде энергоблока атомной электростанции «Гранд Централ». По сути, платят ему за то, что он каждый день спускается к реактору и облучается. Его сослуживец Тони (Дени Менаше) свою дозу, например, уже получил – и стал бесплоден. Тем временем между милашкой-невестой сослуживца Кароль (Лея Сейду) и Гари рождается запретное чувство, сопровождаемое томными взглядами, дрожанием коленных чашечек и жаркими свиданиями у озера.
Страстной любви двух героев аккомпанируют подозревающий взгляд рогоносца Тони и нещадный треск дозиметра.
«Гранд Централ» — второй фильм 33-летней француженки Ребекки Злотовски. Картину показывали в рамках «Особого взгляда» Каннского кинофестиваля прошлого года. В главной роли Лея Сейду, сыгравшая также обладательницу роковых синих волос в «Жизни Адель» Абделатифа Кешиша, картине-победительнице основного конкурса. Предметом операторского любования в первом фильме Злотовски «Прекрасная заноза» (2010) тоже была Сейду, за три года сумевшая легко шагнуть из образа хрупкого сердитого подростка в образ ветхозаветной искусительницы. Любопытно, что в «Гранд Централ» параметры фигуры искусительницы тоже приблизились к ветхозаветным –
все-таки соблазнять здесь приходится не школьницу с вечно полуоткрытым ртом, а трудяг с атомной электростанции.
Мужчин в «Гранд Централе» абсолютное большинство. С не меньшим упоением, чем, показывая покачивающуюся от ходьбы грудь Леи Сейду, Злотовски сосредотачивает фокус на небритых лицах и почерневших пальцах. В идиллическом пейзаже, состоящем из лесов, озер и рек, высятся гигантские охладительные башни, своим внушительным видом лишний раз напоминающие, какое предприятие в этом районе является градообразующим.
Радиация – неотъемлемая часть здешней жизни; невидимый враг, источник существования. Трудовой стаж работников станции измеряется не годами, а беккерелями.
Существование работников ремонтной команды энергоблока раскрашено цветами зон – красная, зеленая. Счетчик Гейгера как ручные часы.
Все вращается вокруг дозы — получил, не получил.
Нет, никто не спорит с тем, что в штатной ситуации АЭС – это безопасно. Просто не для тех, кто ее обслуживает.
Возникшая между Гари и Кароль страсть автоматически рифмуется с разлитой здесь опасностью, радиацией. Эта очевидная метафора, разумеется, не результат критической мысли. «Любовь» и «боль» рифмуют сами герои. Кароль решает объяснить новичку симптомы облучения (дрожь, гудение в голове) на практике и продолжительно его целует.
В сам фильм будто помещено зеркало: что происходит внутри станции, происходит вне станции. И наоборот.
По мере того как Гари все сильнее влюбляется в девушку, зловещий атом будто вступает с ним в спиритический контакт; чего стоит только плакат, висящий в рабочей раздевалке, «Не поддавайтесь любопытству».
На деле природа этого сравнения парадоксальна. В то время как радиация – хладнокровное зловещее излучение, не ведающее границ, любовь в «Гранд Централ» горячая, текучая и животная (не рычащая — урчащая). Герои обмениваются только многозначительными взглядами, знаками, вздохами. Диалоги же бессодержательны («— Гари? – Да? – Нет, ничего»). Любовные встречи всегда на лоне девственной природы – влюбленные тихо бродят, как два осторожных зверя, водят ушами. Самке в конце концов придется выбрать между надежным бесплодным самцом и ненадежным, но здоровым. Проблема еще и в том, что от здорового у нее подкашиваются ноги и скручивает живот.
Бесхитростная рифма превращается в самостоятельный двигатель сюжета. По сути, все, что делает Злотовски – это поточнее настраивает зеркало:
любовь и радиация, отражаясь друг в друге и, главное, сверяясь друг с другом, сами доводят дело до финала.
В финале «Гранд Централ» важна не развязка, а полученный результат: ведь дозы, как и свидания на час, сами по себе безопасны — опасность они начинают представлять только в своей сумме.
Время, поначалу безобидное и повседневное – ужин, выпивка с друзьями, игра на гитаре, сон, — начинает вязнуть, отяжеляться, хватать героев за ноги, угрожать.
Сотрудники станции работают добровольно – не только потому, что за это платят хорошие деньги: они привыкли к своему невидимому врагу, тянутся к нему. Станция притягательна, как и любая опрятная смерть.
Все здесь привыкли к ощущению растворенной, размазанной во времени катастрофы, и никто никуда не уедет.
«Гранд Централ: Любовь на атомы» — это день 26 апреля 1986 года в Чернобыле, описанный в знаменитой картине Александра Миндадзе «В субботу», только здесь он длится годами, десятилетиями. По сути,
Злотовски интересна та же гипнотизирующая инерция, оставляющая людей в зоне опасности.
У Миндадзе эта инерция — инфантильная равнодушная воронка, бездумно засасывающая в себя все живое, в то время как у Злотовски это притяжение тоньше, прочнее, понятнее. «В субботу» — это сон, в котором нужно убежать от убийцы, а ноги становятся ватными и не слушаются.
«Гранд Централ» — это ситуация хронического опоздания: реальность замедляется, а стрелки часов, как назло, крутятся в два раза быстрее.
Причем эта ситуация объясняется зрителю на практике. Самое впечатляющее в фильме Злотовски не аккуратно исполненная рифма, а идеальный, бьющий по голове эффект присутствия. Радиация постепенно покидает границы экрана и начинает заражать собой зрителя. Даже автор фильма становится жертвой излучения – в конечном итоге Злотовски в ужасе отшатывается от своей истории и бросает ее на полуслове, будто наконец-то осознав, что пора заканчивать и валить — либо сейчас, либо никогда. А вот преданный рассказчиком зритель уйти уже не в состоянии.
Треск счетчика Гейгера красиво перерастает в гул сирены. Суетиться уже поздно.