Цивилизация
David Bowie. The Next Day.
Первая за десять лет пластинка одного из важнейших людей мировой поп-музыки обладает удивительным качеством — при явных отсылках в прошлое (так, песня Where Are We Now посвящена «берлинскому периоду» в жизни певца в конце 70-х) звучит «здесь и сейчас». То есть так, как будто сочинивший ее не записывал свой предыдущий диск «Reality» под грузом накопившихся лет и опыта в совершенно другой реальности — и не задумался (если не сказать приуныл) после нее на долгие годы. От Боуи можно было ожидать, что он начнет молодиться — ведь известно, что двухминутка ностальгии «Where are We Now», вышедшая первым синглом альбома, — не более чем обманка, сбившая с толку поклонников, ожидавших нового релиза. Но нет — музыка, записанная на этом альбоме, хорошо подходит в качестве звуковой дорожки не только к сегодняшнему дню, а его автор, за десятилетия карьеры выдумавший себе множество альтер эго — Зигги Стардаста, Натана Адлера, — кажется, смог показать свое собственное лицо, без следов пластической и звуковой хирургии.
Paul McCartney. New
Пластинка экс-битла могла быть сколь угодно неудачной, а сам он на ней — сколь угодно повторяющимся, ностальгирующим и монотонным. Однако новая, как следует из названия пластинки, запись стала полной неожиданностью и для тех поклонников, кто складывал в копилку свои ожидания, и для тех, кто не ждал никаких откровений. Такое удивление свободой и полнокровием вызывали, наверное, его пластинки 70-х, Band on The Run и Tag of War — на них вдруг стало ясно, что экс-битл не будет замыкаться в рамках одной стилистики и мелодики, а будет беспредельничать во все возможные стороны в рамках своей богопоцелованнности. В отличие от своего соседа по обзору Дэвида Боуи, выстроившего из своего нового альбома четкое и последовательное повествование о себе сегодняшнем, Маккартни представляет россыпь песен — драгоценных камней, в самых разных манерах, от винтажной по звуку гитарной баллады до яростного звукового мини-спектакля; в каком порядке их ни ставь — срабатывает.
Lady Gaga. Artpop.
Этот альбом сам пробил себе место в этом списке. Слишком серьезные вводные были у кандидата — как-никак, его записала самый влиятельная женщина в сегодняшней поп-музыке. Дама, казалось бы, странная во всех отношениях, со своеобразной, внешностью и голосом, умудрившаяся при этом — ну, просто признаем это — подвинуть с пьедестала с цифрой «1» абсолютно всех. И сделать это, уже одним названием заявив новую запись как дневник рефлексий над природой современного поп-апила, культом знаменитостей, временах и нравах; немногим удавалось продавать иронию и ехидство так удачно. Правда, поп-критика у нее выходит как трилогия «Матрица» у братьев Вачовски — в первой серии звучит очень ново и задиристо, а двух последующих постепенно превращается в учебник по нон-конформизму для самых маленьких. Так и не поймешь, серьезно ли она на «Applause», последнем треке с «Artpop», поет, что живет только для аплодисментов, или это… такая поза.
Земфира. Жить в твоей голове.
Когда музыкант замолкает надолго, всегда есть опасность, что вынырнет он с пластинкой откровенно слабой — откуда же знать, что за образы и мелодии явились к нему за время этой паузы и не детренировался ли он за время своей молчанки. Альбом главной певицы страны (и остающейся таковой вне зависимости от количества напоминаний о себе, выпущенных хитов и тому подобного) ждали пять лет. Пластинка получилась почти артхаусная — хитов как таковых там немного, штуки две, зато песен-самоцветов хоть отбавляй. Экстремальная пластинка — две истошно, запредельно печальные вещи (никакой тебе больше светлой тоски, вроде той, что слышна в «Мы разбиваемся» с предыдущего альбома «Спасибо»); пара вещей, написанных словно изнутри апатии, — и совершенно гениальная «Гора» — песня — венец альбома. Когда пластинка вышла, было не очень понятно, какое у всех этих диковин могло быть концертное исполнение — так и видишь обалдевший зал, на который льются эти перекрученные в красивый жгут нервы. Однако на московских концертах ее тура в поддержку альбома стало ясно — с ней просто некого поставить. И еще — просто на такие пластинки действительно нужно пять лет.
Arcade Fire. Reflektor.
Американский журнал Rolling Stone называл новыми The Beatles и публиковал на своей обложке в 2004-м после дебютного альбома «Funeral», но таковыми эти канадцы с их барокко-попом стали в 2013-м. О них хочется сказать с пафосом — в начале нулевых они пели о последствиях fin de siecle, «конца века» — о тех хищных вещах XX столетия, которые прорвались в XXI и не давали покоя поколению тридцатилетних, задумывающихся, как и положено в этом возрасте, о жизни и ее ценностях. Reflector — первая пластинка, на которой возвышенно-печальные канадцы переросли самих себя — и тот век, в котором они родились; выросли за счет интересных мелодий и аранжировок над той своей монотонностью, которой всегда умело пользовались как инструментом — и сумели найти путь к драмам, проблемам и общим местам того мира, в котором мы живем сейчас. Они всегда играли, пользуясь кинематографическим термином, «инди-рок морального беспокойства» — но сейчас, кажется, в своей музыке дошли до совершенства формы и непосредственности чувства.
