Иосифа Гайдна обычно знают как автора многочисленных симфоний и квартетов и удивляются, узнав, что оперы занимали в его творчестве довольно значительное место. А великий композитор создавал и зингшпили, и серьезные оперы-сериа, и комические оперы-буффа, даже вокальные спектакли для кукольного театра. Для Гайдна сочинение очередной оперы было рутинной работой по заказам богатейших австро-венгерских князей Эстерхази, в замке которых он прожил большую часть жизни. Такого рода вещи, как правило, сочинялись «по случаю»: опера-буффа, к примеру, для человека XVIII века была таким же немудреным развлечением, как для сегодняшнего жителя — комикс.
Вот и «Лунный мир» Гайдн написал к торжествам по случаю свадьбы второго сына князя Эстерхази, а ее премьера состоялась в 1777 году.
Гайдн взял за основу популярное среди итальянских композиторов либретто Карло Гольдони, который опирался на итальянскую же комедию дель арте и постановки ярмарочных театров, пародийно высмеивающие серьезный интерес эпохи барокко к Луне и тому неведомому, что могло скрываться за светящимся в ночи фасадом спутника Земли. Впрочем, история, рассказанная Гольдони, похожа на немудреный беззлобный анекдот, в котором Луна — лишь повод для традиционной оперной ситуации: вредный «предок» не дает соединиться влюбленным «потомкам», но с помощью хитроумных помощников, не брезгующих плутнями, все решается к удовольствию молодежи.
Расклад такой: есть богатый купец Буонафеде, разрывающийся между страстью к наживе и любовью к астрономии.
Есть две его дочки – Клариче и Фламиния, которым отец прочит богатых женихов, а не тех молодцов, которых дочки выбрали сами. Женихи же – парни не промах. Один из них прикидывается астрологом и придумывает, как обратить себе на пользу купеческое хобби: сквозь подзорную трубу он показывает будущему тестю якобы существующую жизнь на Луне.
Цель интриги — выбить из Буонафеде согласие на свадьбу с большим приданым.
Наивный купец верит вруну и тогда, когда жених опаивает мечтателя «волшебным» эликсиром (обыкновенное снотворное), якобы позволяющим тому оказаться на ночном светиле. Долгое засыпание с пением представляется Буонафеде космическим полетом, иноземный мир, устроенный обманщиками в саду, встречает проснувшегося купца в лице Лунного императора со свитой, роль которого играет слуга Чекко. Очарованный путешествием («теперь я лунатик!») и пением дочерей о колдовстве лунной ночи, взволнованный и размякший, папаша уже не удивляется, что все домочадцы тоже здесь оказались.
Согласие на свадьбы выбито, обман, конечно, раскрывается, но уже поздно.
Поскольку заказ композитору был сугубо приватным, дальше свадьбы в княжеском имении музыка не пошла. «Лунный мир» был забыт на полтора столетия, и часть партитуры позднее вошла в одну из гайдновских симфоний. При всплеске интереса к аутентичному исполнению, случившемся в XX веке, о забавном опусе не могли не вспомнить. «Лунный мир» уже ставили не раз, среди новейших постановок оперы – исторически точная музыкальная версия знаменитого дирижера Николауса Арнонкура и спектакль в нью-йоркском планетарии, где поработать над иноземной темой было особенно эффектно.
Московский проект не имеет ничего общего с музыкальным аутентизмом, и, следуя заветам Покровского, требующего, чтобы зритель с лету вникал в слово, в ней поют по-русски.
Постановочная команда вообще задалась целью как-то осовременить прошлое. Либреттист и переводчик Юрий Димитрин значительно сократил объемные речитативы, немного изменил сюжет, превратив главного героя из очумелого дурачка в неуемного мечтателя и вовсю используя выражения типа «интеллигентно» и «тихой сапой». К счастью, сохранены все музыкальные номера. К счастью, потому, что арии и ансамбли Гайдна хочется слушать и слушать.
Притом что оркестр Камерного театра не лучший в мире, дирижер Владимир Агронский – не Арнонкур, а с колоратурами исполнители расправляются по-своему легко: кто и как может, тот так и поет.
Зрелищу, сделанному по столь гротескной истории, не хватает режиссерского гротеска. Тем не менее смотреть и слушать это не скучно, а отсутствие скуки – главное достоинство опер такого рода, по своей сути призванных разгонять это докучливое чувство.
Режиссер Ольга Иванова и сценограф Виктор Герасименко наполнили сцену пластиком и прочей яркой синтетикой. «Император Луны» носит корону-ежик из радиоантенн. Платья с намеками на XVIII век укорочены до мини-юбок.
Мужские костюмы напоминают одежду с показов «от кутюр» какого-нибудь прикольного дизайнера вроде Андрея Бартенева.
Купец-астроном с тугой мошной покрыт серебряной и золотой чешуей в виде монеток. Половину первого акта он сидит в прозрачном цилиндре, из которого и общается с окружающими: то ли личная обсерватория, то ли символ «башни из слоновой кости», в которую, как известно, залезают, чтобы помыслить вдали от толпы.
На «Луне» прибывших встречает табличка с надписью «Welcome to the Moon», а купцу-астронавту подносят хлеб-соль и два флажка — российский и американский.
Среди прочего реквизита активно используется купеческий чемодан, из которого жадные наследницы извлекают отцовское завещание и, пользуясь папашиным сонным «полетом на Луну», нахально вписывают в бумагу (типичным предметом XVIII века – шариковой ручкой) свои имена. Есть крутящиеся барные стулья и стремянка, по которой герои лазают туда-сюда в минуты душевных волнений. Самая забавная деталь оформления — громадный черный «кожаный» глаз с длинными ресницами, моргающий на заднике, это тоже знак — глазастости астронома-наблюдателя.
Туда, в недра всевидящего ока, в финале уходит Буонафеде, пристроив дочерей и любимую экономку, отданную замуж за слугу.
И именно из этого вселенского глаза героя неудержимо манит к себе зов Луны — красивая серебристая инопланетянка. Она уводит в «мир, где нет печали», а оставшиеся на Земле потомки, добившиеся любви и денег, весело поют финальный секстет. «Каждому свое счастье в личном будущем» — такова мораль Гольдони и Гайдна. Не самое плохое напутствие на Новый год.