Цивилизация
Четыре века назад Сервантес впервые столкнул отдельно взятую личность и множество относительных истин — так, считает Милан Кундера, родился первый европейский роман. Триста лет спустя его Дон Кихот, потеряв интерес к ветряным мельницам, вернулся в родную деревню кафкианским землемером и растерянно застыл перед Замком — уже не хитроумный идальго, а некий К., лишенный даже имени. Ему больше не нужны приключения — они навязаны ему разросшимся до масштабов вселенной институтом власти. С тех пор бесконечность души превратилась в «аппендикс», а почуявший свою близкую кончину европейский роман распался на множество малых форм.
Но если роман умер, значит, история Европы закончилась, а человек так и не обрел свое заветное место в ней.
Для европейского классика, автора «Невыносимой легкости бытия» и «Бессмертия» Милана Кундеры, уехавшего в 1975 году из родной Чехословакии во Францию, эта мысль недопустима.
В Европе его книга «Искусство романа» давно вошла если не в школьную, то в университетскую программу студентов-филологов. В ней Кундера размышляет над феноменом кафкианства, искусством композиции, «святой троицей» современного романа (Пруст, Джойс, Кафка) и поисками внутреннего «я» писателя. Это семь разнородных с точки зрения формы и содержания текстов о четырех веках европейской литературы, которые Кундера написал или произнес в период между 1979 и 1985 годом. Сборник, состоящий из семи глав, вместил в себя эссе, интервью, словарь ключевых для Кундеры слов и благодарственную речь.
Похожим образом Кундера организует и свои романы: из семи на первый взгляд разрозненных частей состоят, например, «Шутка», «Книга смеха и забвения» и «Невыносимая легкость бытия».
Та же внутренняя разобщенность есть и у его персонажей: «случайным соединением тела, мыслей и потока жизни, соединением произвольным и нестойким» представляется герою рассказа «Эдуард и Бог» и его подруга Алица после первой ночи любви.
О том, что европейской цивилизации (искусства, Бога, человека, автора) больше нет, говорят уже давно и много, начиная с Гегеля, заканчивая современным философом Борисом Гройсом. Кундера чертит путь романа параллельно истории Европы и вслед за футуристами, сюрреалистами и почти всеми авангардистами отмечает, что архаичная романная форма, подобно устаревшим автомобилям или правящим классам, отмирает под напором прогресса. Но, по его мнению, смерть романа, «детища Европы», уже произошла: «Я уже видел и пережил смерть романа, жестокую смерть (и орудиями убийства были запреты, цензура, идеологический гнет)». Однако после конца своей истории роман не исчез, а начал воспроизводить форму, которая заменила ему содержание.
Но перед нами вовсе не некролог. Кундера — автор, запретивший издавать свои книги в электронном виде, выступает как осторожный теоретик романа, а не его палач.
Он видит в романе форму культурной памяти, к которой можно подключиться при помощи «абстрактных» слов. Романы Кундеры удерживает целый каркас «слов-загадок», из которых состоит шестая часть сборника — словарь романов Кундеры, появившийся после нескольких довольно грубых переводов «Шутки» на европейские языки. Например, в «Невыносимой легкости бытия» таким словом становится «китч», которое Кундера определяет как «абсолютное отрицание *****» или как «зрелое на грани гнилого». К таким же словам-иероглифам относятся «легкость», «инфантократия», «граница» и «жизнь».
Если роман и должен исчезнуть, то только потому, что «мир вокруг больше не является миром». Наша жизнь упрощена до предела. Человек сведен к набору социальных функций. История — к лишенному смысла перечню событий.
Упрощенный современный читатель требует, чтобы кто-нибудь непременно был прав: Анна Каренина — или жертва ограниченного деспота, или гулящая жена добродетельного мужа.
Именно сегодня роман нужен нам больше, чем когда-либо еще. Он становится панацеей от разлагающей душу простоты; «территорией, где никто не является носителем истины, ни Анна, ни Каренин, но все имеют право на понимание». И возвращает нас в те времена, когда «человеку приходилось бороться только с чудовищами в собственной душе».
Завершает «Искусство романа» речь, произнесенная Кундерой в Иерусалиме в 1985 году при получении премии, — панегирик роману, форме, способной заключить в себе четыре века европейской культуры, то есть почти все важнейшие темы человеческого существования. Однако чествующий все относительное и амбивалентное, по определению несовместимый с тоталитарным миром, роман превращается для Кундеры в тоталитарную художественную форму. И как Сизиф — свой камень, он вновь и вновь закатывает его на гору европейской культуры.