Цивилизация
«Кабачок спасал меня в долгие годы невостребованности, ненужности в театре. Я не чувствовала себя одинокой. Душу успокаивала и лечила любовь людей», — писала актриса Ольга Аросева в одной из книг воспоминаний.
У каждого артиста есть роль, которая прирастает к нему навсегда, вплоть до того, что актера начинают путать с его персонажем. У Ольги Аросевой такой могла стать Люба из «Берегись автомобиля», но там все внимание зрителя на себя утянули персонажи-мужчины. Своего звездного часа она дождалась спустя три года, когда стала пани Моникой в «Кабачке 13 стульев» — телевизионном кабаре, придуманном Александром Белявским после съемок в польском сериале «Четыре танкиста и собака», блестяще реализованном режиссером Георгием Зелинским и ставшем классикой отечественного телетеатра едва ли не с первой серии. Ее партнерами были Валентин Павлов, Спартак Мишулин, Борис Рунге, Зиновий Высоковский — почти каждого из участников этого ансамбля будут тоже вспоминать не в последнюю очередь по «Кабачку».
Пани Моника оказалась эдаким мотором шоу: другие персонажи состояли с ней в родстве или были простыми (или непростыми) ее знакомыми.
Ей — именно ей, а не Ольге Аросевой — приходили мешки писем, незнакомые люди звали ее к себе в гости.
«Счастливое время Кабачка совпало для меня с очень тяжелым, почти трагическим периодом в театре: я поссорилась с Плучеком, и десять лет он не давал мне ни одной новой роли», — вспоминала она.
И переживала она этот период очень тяжело — несмотря на множество ролей в кино, пусть и не первого плана (среди них — в «Берегись автомобиля» и «Интервенции»), несмотря на тот же «Кабачок». От Валентина Плучека, который пришел в Театр сатиры в 1957-м (а она к этому времени проработала там семь лет), она даже уходила — в Театр на Малой Бронной, но затем вернулась обратно, когда конфликт то ли позабылся, то ли был исчерпан за примирением сторон. Вернулась к новым ролям — здесь как раз помогла пани Моника, персонаж вне возраста: с ее помощью Аросева нашла свой стиль и сумела достойно заменить Татьяну Пельтцер, которую Марк Захаров, уйдя руководить в «Ленком», забрал с собой. В «Сатире» до последнего времени Аросева и работала — переиграв, кажется, во всех постановках этого театра, оставшихся в истории русской сцены, в том числе и в знаменитой «Женитьбе Фигаро», где ее партнерами были Андрей Миронов и Александр Ширвиндт.
Аросева, собственно, и была Театром Сатиры, — без сомнения великой русской актрисой, эталонной величиной комедийного жанра.
И величие это во многом подтверждается тем, за какое количество проектов она бралась вплоть до последних лет, и вдобавок полным отсутствием высококультурного снобизма при их выборе. Тут и несколько сезонов клюквенно-трешевых телевизионных «Сватов», и сериал под названием «Бальзаковский возраст, или Все мужики сво...», пьесы Петра Гладилина и спектакли Андрея Житинкина. Думается, ей, пожилой, завидовали молодые коллеги, желая встретить и проводить старость так, как это делала Аросева, — в жизнелюбивой и тяжелой, радостной и изматывающей работе. И в результате до последних лет — и без малейших усилий — появлялась на экране и сцене, не выходила из поля зрения медиа: то мелькнет в сериале, то станет героиней квартирного или кулинарного шоу.
Но если судить по ее мемуарам, жизнь если и готовила Аросеву в актрисы, то вовсе не комедийного жанра.
Родившаяся за границей, пережившая расставание родителей и расстрел отца, советского дипломата, в 1937-м и войну, которую будущая актриса встретит еще школьницей, она, казалось, была обречена на трагические роли, с тонной боли, рвущейся наружу в каждом спектакле.
Но, видимо, перенесенное лишь заставило ее торопиться жить: она так и не окончила театральное училище, торопясь попасть в Ленинградский театр комедии к Николаю Акимову; отсутствие диплома потом будет мешать получать почетные звания — народной артисткой РСФСР Аросева станет лишь в 1985 году, когда за плечами будет множество ролей в театре и кино.
Очевидное окончательно подтвердилось еще через 20 лет: на 80-летие Аросевой вручили настоящий диплом Щукинского училища.
И, кажется, этот милый символический жест имел еще одно значение — до девятого десятка она так и не рассталась со студенческой легкостью в своем подходе к профессии.
Любовь к ней объединяла людей — как объединяют праздники, исторические события, национальные герои. И, думается, дело не только в том, что она была гениальной комедианткой. В этом статусе она, по известному выражению Ахматовой, была с народом там, где он, к несчастью, был, — с середины 1940-х делая жизнь людей легче, а их самих веселее каждым своим появлением в каждом новом проекте. И поэтому российские зрители, конечно, в это воскресенье осиротели — а она, с ее теплой улыбкой, стала наряду с Папановым, Мироновым и другими частью пантеона великих артистов СССР и России.
