Произошедшее в июне насильственное сворачивание культурного проекта в Перми нельзя, пожалуй, объяснить одними лишь претензиями местных властей к выставкам, которые Марат Гельман, тогда еще директор Пермского музея современного искусства, включил в программу фестиваля «Белые ночи». Думается, проблема шире, и заключается она отнюдь не только в скандалах по конкретным частным поводам. Однако именно история с отменой трех выставок – «Welcome! Sochi 2014» Василия Слонова, «Российского барокко» Сергея Каменного и экспозиции израильской группы «Новый Барбизон» – исполнила роль спускового механизма для последовавших вскоре «оргвыводов».
Гельман больше не директор музея, но продолжает свою линию в рамках некоммерческого проекта «Культурного альянса», созданного им еще в прошлом году на базе упраздненной галереи.
Поскольку он уверен в своей правоте и не испытывает никаких запоздалых сожалений по поводу проводимого им в Перми курса, приглашение выставки Каменного в Москву выглядит вполне логичным. Тем более что замысел «Российского барокко» вдохновлен как раз столичными хрониками протеста – если точнее, фотографиями блогера Ильи Варламова, сделанными во время разгона марша на Болотной площади в мае 2012-го. Сергей Каменной, харьковский художник, живущий во Франции, взялся за перевод некоторых из этих сюжетов на язык графики, и данный художественный жест почему-то вызвал негодование у пермской администрации.
Можно предположить почему: фоторепортаж – своего рода срез реальности, вроде бы непредвзятый и безоценочный (хотя во многих случаях это совсем не так). Фотографии тоже могут быть раскритикованы за «политические ошибки», но любой зоил инстинктивно ощущает: тут же ничего не подстроено, автор просто нажимал на кнопку затвора – и вот получилось то, что получилось.
Но когда из фотохроники вырастают рисунки — это уже намеренное педалирование ситуации, ее трактовка и осмысление.
Пусть даже художник не акцентирует политические моменты, а ровно наоборот – будто бы уводит изображения в сторону чистой эстетики. Все равно он выступает интерпретатором, комментатором, а значит, и агитатором.
Любопытно, что в проекте Сергея Каменного действительно ощутим внешний отход от злободневности как таковой. Слово «барокко» в заглавии подразумевает, что мизансцены с заломленными руками демонстрантов и прочими признаками полицейского насилия приобретают стилевые свойства другой, давно минувшей эпохи. Гротескные ракурсы, возникшие просто в силу экстремальных условий съемки, превращаются в сознательный авторский прием. Изображения лишаются ненужных подробностей и той пластической перенасыщенности, что была в кадре. У Каменного только графические акценты на изгибах тел протестантов, а фигуры «стражей порядка» довольствуются контурами. Репортажная реальность распадается на барочные знаки, публицистический заряд вроде бы сводится к минимуму, но сам по себе перевод хроники в формат «большого искусства» (кавычки здесь все же необходимы, поскольку автор только обозначает эстетику старых мастеров, не следуя ей всеми силами души) – этот перевод декларирует значимость происходящего.
И даже возводит в ранг аллегории, если учесть квинтэссенцию выставки в виде большой настенной проекции, где рисованные фрагменты собраны в торжественную композицию с едва ли не небесными аллюзиями.
Само собой, игра в барокко не делает это искусство менее политическим. Понятно, что до высот Франсиско Гойи, который умел острую злободневность выводить на орбиту гениальных художественных образов, эта история не просто не дотягивает, но туда и не метит. Однако не стоило бы рассматривать «Российское барокко» в качестве лишь попытки кого-то подразнить и что-нибудь спровоцировать. Тут проглядывает совершенно нормальное, естественное желание автора работать с сегодняшним материалом, который его цепляет, – и делать это так, как он считает необходимым. Противодействовать такому стремлению все равно что противодействовать законам природы. Неэффективно и незачем.