Цивилизация
Тема нынешней фотобиеннале звучит как «Красота: мифы и источники вдохновения», что подразумевает не столько упоение прекрасным, сколько его рассмотрение с разных сторон. Пожалуй, две новые выставки «Моды и стиля», открывшиеся в Мультимедиа Арт Музее, этому девизу соответствуют как нельзя более. Обе они, каждая на свой лад, будто бы провозглашают эстетические идеалы – и обе содержат подоплеку, заставляющую сомневаться в идеальности предлагаемых образов. Но обо всем по порядку.
Уже само название «Иллюзии жизни» должно бы настораживать зрителя, оказавшегося на выставке француженки Валери Белен. А ее собственноручные комментарии к нескольким сериям, представленным в экспозиции, напрямую дают понять:
красота здесь исследуется, а не воспевается.
Внешнее сходство с глянцевыми прообразами – лишь прием, позволяющий обнаруживать и расширять бреши в «крепостных стенах» гламура, с виду неприступных. Однако не стоит относить Валери Белен к числу безоглядных критиков общества потребления. В ее случае вернее говорить не о пародии, а об инфильтрации, проникновении в суть методов постановочной съемки, изначально направленных на утверждение всевозможных «красивостей». Француженка только переставляет акценты, не меняя ни форматов, ни технологий.
В результате возникают циклы работ, основанные на двусмысленности восприятия.
Скажем, в серии «Черноглазая Сьюзен» на портреты барышни, одетой и причесанной в духе 1950-х годов, наложены цветочные композиции. Красота будто бы удваивается, на деле же – растворяется до орнамента, почти до беспредметности. А преувеличенная яркость и барочная замысловатость «Корзин с фруктами» рождает ощущения, далекие от гастрономических, хотя правилами жанра именно они вроде бы и предусмотрены. Черно-белые кадры двигателей, изъятых из автомобильного чрева, ассоциируются скорее с беззащитной плотью, нежели с совершенной механикой, а портреты манекенов заставляют лихорадочно перебирать в памяти признаки, отличающие живое от искусственного.
В качестве инструмента для придания своим работам смысловых колебаний Валери Белен использует практику поп-арта, когда один и тот образ варьируется в незначительном диапазоне. Однако «тиражность» подразумевает здесь конвейер не в буквальном, производственном значении, а метафорически. Например, в серии «Бальные танцы» дуэты исполнителей застывают в идентичных ракурсах, но люди меняются от кадра к кадру. Художница не скрывает, что обращает таким образом внимание на «идею социального конформизма». А принаряженные и наштукатуренные модели из цикла «Чернокожие женщины» иллюстрируют зыбкость грани между естественной красотой и мертвящими канонами.
Совсем иного рода каноны – наивные, самопальные, трогательные, – фигурируют на ретроспективной выставке Сейду Кейта, студийного фотографа из малийского Бамако, получившего незадолго до смерти мировое признание. В 1940—1950-е годы он работал не просто вдалеке от художественных центров вроде Парижа и Нью-Йорка, а в полнейшей изоляции от фотографической культуры как таковой. Весь его творческий арсенал был плодом собственных представлений о том, «что такое хорошо и что такое плохо». В немалой степени эти представления диктовались вкусами клиентов –
простых малийцев, приходивших к Кейта с целью заполучить свои парадные портреты.
И хотя со временем Кейта дослужился до титула государственного фотографа, запечатлевавшего верхушку страны, он так и не стал прожженным профессионалом, по собственному усмотрению оперирующим различными стилями и манерами. С самого начала и до конца своей карьеры Сейду Кейта руководствовался идеей, что
необходимо идти навстречу заказчику, подыгрывать его потаенным желаниям, приподнимать его в собственных глазах.
И вот такая немудреная тактика неожиданно принесла ему общемировую известность в начале 1990-х, когда его работами заинтересовался французский искусствовед Андре Манин.
Оказалось, что портретная галерея от Кейта – не просто занимательная этнографическая коллекция, но еще и набор фотографических шедевров.
Придавая клиентам в студии те или иные позы, облачая их во всевозможные одеяния и снабжая их «экзотическими» аксессуарами вроде радиоприемника, велосипеда и мотороллера, Сейду Кейта, как выяснилось, формировал оригинальную эстетику. Она была с восторгом принята в Европе и в Америке.
Нынешняя выставка из собрания Жана Пигоцци – фотографа, бизнесмена, плейбоя и мецената в одном лице, – наглядно демонстрирует характерные особенности метода, выработанного малийским самородком.
Обрядить даму в узорчатый балахон, перекликающийся с орнаментом задника, превратить работягу в денди, сделать из темнокожих тинейджеров почти настоящих ковбоев
– подобными способами Кейта будоражил подсознание клиентов, даря им образы из мечты. И ничего, что иной раз атрибуты роскоши и довольства собой соседствовали с травой или гравием на переднем плане, – это все мелочи по сравнению с восторгом от карнавальной «вечности». Вряд ли нужно говорить, что эта разновидность «гламура» имеет мало общего с рекламной индустрией в ее «цивилизованном» формате. Здесь красота представлена как народный миф, а источником вдохновения служит смутное желание модели выбраться из обыденного круговорота, преобразиться в «другого себя». И у Сейду Кейта имелись надежные рецепты, чтобы это осуществить. Правда, применить их здесь и сейчас уже не получится – необходима ментальность простого африканца из 40–50-х, которой нынче не всякий житель Черного континента способен похвастать. Остается оценивать «чудо» со стороны.
