Цивилизация
Иногда коллекционирование искусства понимают как разновидность стяжательства — пусть безобидную, но в глубине своей все же порочную страсть. Наверное, подобная позиция в каких-то конкретных случаях не лишена оснований, однако исторический опыт показывает, что гораздо чаще собиратели действуют во всеобщее благо, какой бы ни была их изначальная мотивация. Нынешняя выставка в отделе личных коллекций ГМИИ имени Пушкина иллюстрирует эту мысль весьма наглядно.
Фундамент художественного собрания семьи Мосоловых закладывался больше двух столетий назад, когда
два брата, Николай Семенович и Федор Семенович, из пары своих пристрастий – к породистым лошадям и к хорошему искусству, – постепенно стали предпочитать последнее.
Особенно проникся любовью к изящному Николай Семенович, устроивший в своем имении Жерновка Тульской губернии подобие музея и тративший на новые приобретения изрядные капиталы. Это увлечение он передал сыну, Семену Николаевичу, который не только расширил отцовскую коллекцию итальянского, фламандского и голландского искусства, но и сам стал художником. Именно Семен Мосолов поместил в центр своего внимания фигуру Рембрандта Харменса ван Рейна и ряд его современников. Первым же самостоятельным приобретением наследника коллекции была подборка рембрандтовских офортов, которая пополнялась на протяжении десятилетий.
За свою жизнь Семен Николаевич сумел раздобыть 367 оттисков гравюр великого голландца – беспрецедентное для России множество.
Продолжил развивать голландскую линию и его сын, Николай Семенович-младший. Накопленные тремя поколениями художественные ценности он незадолго до революции завещал Румянцевскому музею. Оттуда львиная доля коллекции попала в фонды ГМИИ, при этом произведения русских художников были переданы Третьяковке, а собрание нэцке (имелось у младшего из Мосоловых и такое хобби) ушло в Государственный музей Востока.
То что частная коллекция, подаренная казне, растворилась в закромах национальных музеев – это нормально; едва ли сами ее бывшие владельцы претендовали бы на что-нибудь другое. Но сегодняшние искусствоведы решили все же собрать воедино мосоловские богатства, чтобы хоть на временной выставке продемонстрировать былую целостность. В этом жесте можно усмотреть не только формальную «дань памяти», но еще и некоторый исторический анализ. Фонды наших крупнейших музеев во многом состоят именно из фрагментов частных коллекций, так что подобные реконструкции (они предъявляются периодически, в МЛК даже существует цикл выставок «Портреты коллекционеров») имеют немалый познавательный и поучительный смысл.
Разумеется, здесь может недоставать музейной полноты в части каких-то периодов или персональных наследий, зато хорошо различимы семейные вкусы и понятны способы формирования отдельно взятой коллекции. Из таких модулей и складывается то, что можно назвать «сокровищами нации».
Самый важный, хотя и не самый броский раздел экспозиции – те самые офорты Рембрандта, что определили когда-то суть собрания Мосоловых. Здесь представлены не все листы, приобретенные семейством, но значимая их часть. Знаменитые «Три дерева», «Мостик Сикса», «Фауст», «Рембрандт, рисующий у окна», «Христос, окруженный больными» и другие эстампы были отпечатаны при жизни автора. Иногда один и тот же сюжет представлен в нескольких состояниях – это особый коллекционерский шик. Впрочем, заголовок «Под знаком Рембрандта» не подразумевает полной сосредоточенности на одной лишь этой фигуре: Мосоловы с увлечением собирали работы и других голландских художников XVII столетия. Офорты Яна Ливенса, Адриана ван Остаде, Якоба Рейсдала, Николаса Берхема, Яна Бота, Корнелиса Бега не столь хорошо известны широкой публике, как рембрандтовские, но они недаром относятся к золотому веку нидерландской графики: многие из них иначе как шедеврами не назовешь.
Нашлось здесь место и для живописи, тоже очень качественной (упомянем хотя бы «Отдых на пути в Египет» Яна Брейгеля-старшего и «Курильщиков» Давида Тенирса-младшего). Имеются потрясающие рисунки Хендрика Аверкампа, Абрахама Блумарта, Адриана ванн де Велде.
Весьма занятны французские и итальянские бронзы. Несколько неожиданны в предложенном контексте, но впечатляющи работы барбизонцев Жана-Франсуа Милле и Шарля-Франсуа Добиньи, а также современного им Камиля Коро. В одном из залов можно даже обнаружить скульптуры мюнхенца Франца Штука, чрезвычайно популярного в Европе на рубеже XIX – ХХ веков. Совсем, казалось бы, чужеродна, но очень симпатична упоминавшаяся выше коллекция нэцке. Логичны и эффектны портреты членов семьи Мосоловых кисти Кипренского и Тропинина.
Выставка, конечно, получилась неизбежно пестроватой, зато в ней нет никакой музейной холодности. Она чрезвычайно живая, с выраженными коллекционерскими акцентами. И почему-то здесь совсем не приходит в голову, что люди, десятилетиями приобретавшие эти произведения, могли быть движимы какими-то стяжательскими инстинктами. Если это и была страсть, то вовсе не порочная.
