Цивилизация
Спортивно-танцевальную драму «Мой папа Барышников» из жизни интеллигенции накануне перестройки уже называют «нашим ответом «Билли Эллиоту» Стивена Долдри. История успеха позднесоветского школьника Бориса Фишкина (Дмитрий Выскубенко), который после занятий в хореографическом училище фарцует значками и разучивает заокеанские пируэты по кассетам с выступлениями знаменитого невозвращенца, действительно рифмуется с неведомой страстью к танцу британского подростка из шахтерского городка времен Маргарет Тэтчер.
Мифологию большого московского балета 1980-х в принципе можно разложить по категориям волшебной сказки.
После удачного пируэта по училищу ползет слух, что Фишкин — сын Барышникова. Ведьма-политрук (Людмила Титова) пугает несчастного школяра поучительной историей про мальчика, который очень любил бананы: талантливого, но неблагонадежного, его выгнали, и попал он рядовым солдатиком в Афганистан. Будущая прима капризно просит у влюбленного юноши в дар контрабандные джинсы, ну а сам он вместо балетного принца превращается в благородного разбойника. В пространстве московского хореографического училища при Большом театре обязательно должны возникнуть темы «балет и власть», «балет и номенклатура», но это будут, конечно же, темы для шуток. Балет и перестройка — стиль и время, фон, намечены крупными узнаваемыми штрихами. А место развития событий — семья, классная комната, двор.
Автор сценария и режиссер «Барышникова» Дмитрий Поволоцкий сам окончил МГАХ (Московскую государственную академию хореографии) и сам переводил сокурсникам статьи про знаменитостей из Vanity Fair. Однако рос он, очевидно, не только на инъекциях недоступной западной культуры. Фильм изобилует приметами отечественной лирической школьной комедии, населенной сплошь хорошими людьми: легкомысленной, но доброй мамой с большими глазами (Анна Михалкова), амбициозными учениками, курьезными репетиторами и кухонными интеллигентами.
Умильное восьмидесятничество разбавлено вневременными радостями балетного быта.
Порхающие ноги — и-и-и раз, и два, и три, выворотнее, выворотнее! То пуанты перед выходом на сцену натрут канифолью, то ленты прижгут, то хрупкие детские лодыжки прижмут к станку в болезненной растяжке. Половина шуток построена вокруг ехидных улыбочек и безобидного закулисного лицемерия. Что говорят старшие в балетном интернате, поймав за шкирку мелкого вертлявого однокашника? «А ну поклон классический!»
Задает контекст и музыка композитора Александра Маноцкова, получившего за саундтрек к фильму приз «Кинотавра».
На звуковой дорожке он бодро смешал махровую классику и попсовую дискотеку — от Минкуса до Boney M. Ведь и сам Барышников — символ свободы, всеобщая и обобщенная заграничная мечта, звезда одновременно балета, Бродвея и Голливуда.
Ее несбыточность отражается в кусочках разбитого зеркала, которыми мальчик оклеивает глобус, а потом, непонятый сверстниками, пускает символ красивой жизни по Москве-реке (эту трогательную сцену режиссер целиком позаимствовал из своей короткометражки «Pal/Secam»).
Но больше всего делает этот фильм исполнитель главной роли, четырнадцатилетний Дмитрий Выскубенко, обладатель правильной осанки и изумительно ералашного выражения лица. С таким только и может смотреть птенец советского балетного училища на постмодернистскую хореографию Твайлы Тарп — именно она ставила танец в фильме «Белые ночи» (1985) с Михаилом Барышниковым и Хелен Миррен, кассета с которым досталась Фишкину от интуриста. Выскубенко явно наделен столь необходимым для балетного актерским умением вживаться в персонажа и предлагаемые обстоятельства. Его герой — гибкий, но не очень мощный мальчик — не выдерживает нагрузок у станка и с трудом поднимает партнершу. Кстати, балетоманы знают, что божественный Барышников в юности был не очень высокого роста и не слишком мощной комплекции, хоть и славился легкостью прыжка и артистизмом.
Однако за нашего Борю Фишкина волноваться не приходится: по законам жанра перестройка закончится для него вполне благополучно, хотя с балетом, а это уже закон того времени, ему придется попрощаться. Это дает почувствовать уверенный тон взрослого закадрового голоса, который мы слышим еще в самом начале, в несколько сентиментальной манере описывающего эпоху на расстоянии.
