Цивилизация
Гастрольную ретроспективу из театра-музея Сальвадора Дали в Фигерасе задолго до ее открытия называли одним из главных хитов наступившего выставочного сезона. Такой прогноз выглядел вполне обоснованным: если уж коммерческие показы тиражной графики Дали в свое время собирали в Москве толпы посетителей, то что говорить об экспозиции, где фигурируют исключительно собственноручные рисунки мастера и живописные произведения, никогда прежде в подобном объеме в Россию не привозившиеся. Очереди в ГМИИ неизбежны, хотя зрители увидят здесь далеко не самые известные опусы прославленного сюрреалиста. Объяснение простое: театр-музей в Фигерасе обладает работами из личного собрания художника, то есть теми, которые или относятся к категории эскизов, или были чем-то особенно дороги автору, или попросту не нашли покупателей. К тому же, выдавая экспонаты на вывоз, тамошние музейщики не могли не думать, что же у них самих-то останется на протяжении почти трех месяцев – в разгар туристического сезона... Сказанное, впрочем, не означает, будто московская выставка состоит из вещей второстепенных и незначительных.
Феномен творчества Дали здесь явлен в достаточной мере, пусть и без наиболее хрестоматийных образчиков.
Дизайнером экспозиции, как и в ряде прежних проектов Пушкинского музея, выступил Борис Мессерер. По его словам, он даже специально посетил в Каталонии достопамятные места, связанные с биографией Дали, чтобы набраться оформительских впечатлений. Результатом этой командировки стали архитектурные элементы в виде яйца и барочной башенки, позаимствованные из экстерьера замка в Фигерасе. Стилизованные декоративные формы из ручной бумаги с подсветкой изнутри украсили музейную колоннаду. А над лестницей подвешены удлиненные матерчатые конусы. При ближайшем изучении они оказываются повторами карнавальных костюмов, придуманных когда-то Сальвадором Дали для вечеринки в Венеции. Наконец, еще одна оформительская фишка – внедрение в экспозицию античных слепков из фондов ГМИИ, благо их там прорва. Сей дизайнерский жест символизирует тягу главного героя выставки к классическим корням.
Вроде и не к чему особо придраться в части декоративных решений, но уж больно они скучны. Сам Дали вряд ли бы одобрил.
Вся живопись сконцентрирована в Белом зале, который традиционно воспринимается в качестве основного пространства любой здешней выставки. Начинается эта подборка, как и положено, с наиболее ранних произведений – еще юношеских, периода обучения изобразительному искусству в Кадакесе и Мадриде. Довольно естественно, что автор не расставался с ними до самой кончины. Признаки будущего сюрреалистического стиля вы вряд ли в них обнаружите: вещицы вполне ординарны для любого начинающего художника. Зато открывается обширное поле для воображения и домыслов: мол, если приглядеться, то что-то есть загадочное и в портрете бабушки, и в цветочке на подоконнике, и в типичном каталонском пейзаже...
<1>
Настоящие же загадки (или то, что принято ими считать) появляются в работах Дали значительно позднее, после вхождения в круг парижских сюрреалистов.
Знаменитое изречение маэстро «Магия не в самих вещах, а в отношениях между обыкновенными вещами» на деле никаким выдающимся откровением не является – это совершенно очевидный вывод из сюрреалистической практики 1920-30-х годов. Идеями своих соратников Дали питался до той поры, пока не решил, что готов к «одиночному плаванию». Коллеги-сюрреалисты сочли его предателем и даже составили из букв его имени язвительную анаграмму «Avida dollars», то есть «Алчущий долларов». В ответ он предпринял попытку, во многом удачную, узурпировать само понятие сюрреализма:
«Единственное мое сходство с сюрреалистами состоит в том, что сюрреалист – это я».
Поскольку никто не мог аргументированно доказать, какой способ перевода бессознательных образов в реальность является самым адекватным, Сальвадор Дали решил апеллировать к мнению большинства. Если оно сочтет его гением, то все вопросы будут сняты. А большинству нравятся многозначительные иллюзии и ловкие «обманки». Они-то и легли в основу так называемого параноидально-критического метода, предполагавшего «раздвоение восприятия». Нарисовать было мало, следовало дать надлежащую инструкцию по пользованию, из-за чего и стали рождаться заголовки наподобие «Нос Наполеона, превращенный в беременную женщину, которая гуляет, как грустная тень, среди древних руин». Такого рода композиции встречаются на выставке не то чтобы часто, но в количестве, достаточном для понимания их сути. А своеобразным лейтмотивом экспозиции выступает возлюбленная Гала – родившаяся в России Елена Дьяконова, чьи портретные изображения составляют едва ли не треть всей привезенной живописи.
Большой графический раздел включает три иллюстративных цикла (в 1940-е годы, живя в Америке, художник часто получал заказы на оформление книг). Тушевые рисунки к «Дон Кихоту», к автобиографии Бенвенуто Челлини и к собственному сочинению «50 секретов магии мастерства» представляют собой характерную для Дали «подсознательную трактовку» любых литературных сюжетов. Особое зрительское любопытство должна вызвать подборка архивных фотографий: здесь и портреты родителей, и групповые снимки с былыми соратниками (упомянем романтический кадр, где Дали запечатлен вместе с Лоркой на берегу моря), и хроника рабочих моментов, и свадебные карточки – как у любой добропорядочной семьи.
Миф о гениальном и экстравагантном художнике, созданный им самим, на выставке не разрушается, но и не возводится в чрезвычайную степень.
Если с первых шагов не впадать в экстаз при виде этих шедевров, можно все спокойно проанализировать. Выводы у каждого будут свои, разумеется, однако нельзя не ощутить, насколько сильно здесь игровое начало. Скорее всего, Сальвадор Фелипе Хасинто Дали и Доменеч, получивший впоследствии титул маркиза де Пуболь, по-настоящему верил только в свою артистическую игру – не просто в художественный дар, каковой у него, безусловно, имелся, но еще и в способность навязать себя планете в качестве кумира. Надо признать, получилось, хотя легенда о глубокой интеллектуальной подоплеке творчества Дали анализа не выдерживает.
Высоколобые ценители искусства его откровенно недолюбливают – и не любили никогда.
Пожалуй, его главное достижение состоит все-таки в том (хотя многие будут спорить), что он сумел проложить собственную – довольно извилистую и чрезвычайно успешную – дорожку от подсознания к арт-рынку. Любопытно, что никто из последователей Сальвадора Дали, имя которым легион, более или менее похожей славы не снискал даже близко. С него началось – им же и закончилось, дальше сплошная деградация. Человек сначала выдумал несуществующее «одеяло», стянул его целиком на себя, прошествовал завернутым в эту «мантию» – и почти все, разинув рты, уже десятки лет стоят и смотрят в ту сторону, куда волшебник удалился. В этом смысле – да, абсолютный гений.
