Цивилизация
Даже если бы Юрий Ларин не стал художником, он бы все равно не остался без внимания прессы, по крайней мере в перестроечные годы. Собственно говоря, именно тогда широкая публика и узнала о его существовании, поскольку до той поры лишь немногие владели информацией насчет того, что Ларин – родной сын Николая Бухарина, «любимца партии», расстрелянного в 1938 году. Держать в тайне свое происхождение Юрия Николаевича вынуждали обстоятельства: Бухарин так и не был реабилитирован в период хрущевской оттепели и вплоть до перестройки продолжал считаться «врагом народа». Несмотря на то что его сын появился на свет незадолго до показательного процесса по делу «Антисоветского правотроцкистского блока» и отца фактически не знал, семейная трагедия наложила отпечаток на последующие десятилетия жизни Ларина.
Поскольку его мать тоже была репрессирована и оказалась в лагере, он воспитывался несколько лет у родственников, но и тех со временем арестовали – так он попал в детский дом под Сталинградом.
Тайну своего происхождения он узнал, будучи уже студентом инженерно-мелиоративного института в Новочеркасске. Казалось, ему судьбой предначертано держаться в тени, не привлекать к себе внимания, не лезть на рожон. В принципе он и не стремился быть публичной фигурой, но от мечты стать художником отказаться не мог. Хотя наверняка понимал: дорога к славе для него закрыта.
Надо полагать, тяга к изобразительному искусству передалась генетически (известно, что Николай Бухарин был талантливым рисовальщиком и живописцем, не только автором многочисленных шаржей на членов ЦК, но и создателем лирических произведений).
Его сына статус любителя не устраивал — манили профессиональные горизонты. Правда, карьера складывалась очень медленно, тихо, в стороне от «магистралей». Лишь со временем стало понятно, что такой сценарий и был, пожалуй, самым верным. Достигнув 75-летия, Юрий Ларин по-прежнему не числится в официальной обойме, нет у него ни званий, ни почетных наград, зато сделано именно то, ради чего он и брался когда-то за кисть. Да, его искусство можно назвать элитарным, оно действительно не для всех – в том смысле, что не каждому очевидна глубина, которая кроется за внешней простотой. Ларин не изобретал новых жанров: чтобы высказаться по максимуму, ему хватало и хватает привычных форматов – пейзажа, портрета, натюрморта. Однако с привычными, едва ли не ординарными мотивами он обращается на собственный лад.
Свой метод он именует «живописью предельных состояний», подразумевая переход натуры в другое – эстетическое и философское – качество.
В его холстах и акварелях уже не реальность, но и не абстракция, а нечто третье. Назовем это аналитическим пространством искусства. На ретроспективной выставке (каковых у Ларина за его долгую карьеру было совсем мало, по пальцам перечесть) хорошо заметно, что он никогда не гонялся за привычными красотами. Куда больше его интересуют базовые формы, запрятанные от невнимательного взгляда. Сравнение с Полем Сезанном, которого Ларин периодически удостаивается, вовсе не выглядит чрезмерной натяжкой – разумеется, при всей разнице творческих методов. Для вдумчивого зрителя не так важно, знаменит ли автор на всю планету или пользуется известностью в узком кругу. Кстати, круг почитателей Юрия Ларина не так уж и узок. И, что особенно ценно, его работы весьма почитаемы коллегами-живописцами – не очень распространенный случай в среде, где люди нередко зациклены на собственных установках и ревнивы по отношению к собратьям по цеху. Наверное, не будет преувеличением сказать, что Ларин воспринимается многими как «художник для художников», то есть в качестве автора, способного дать внутреннюю опору другим живописцам. Это свойство присуще единицам.
