Цивилизация
Дальнобойщик с добрым лицом и сердцем (Виктор Немец) ускользает из лап неприятных даже по меркам работников органов гаишников (Павел Ворожцов, Дмитрий Быковский), но застревает в пробке и провально пытается проявить доброту по отношению к малолетней проститутке (Ольга Шувалова). Столь же провально он пытается двинуться в объезд — маршрут закономерно обрывается ночной встречей с лихими людьми и ударом по темени. Дальше — что-то вроде хроники мытарств в загробном мире, воплощенном русской глубинкой и ее в разной степени неживыми обитателями. В финале героя ждет катарсическое возвращение на исходный пост ДПС.
Эта история про то, как растворяется человек в разъедающей все живое среде, снята с формалистской безупречностью.
Про свое математическое образование режиссер Лозница не дает забыть ни разу, словно нарочно, до гротескности иллюстрируя избитый тезис о поверении гармонии алгеброй. Впрочем, в данном случае поверяется не гармония, а то, что на первый взгляд кажется хаосом, но под упорядочивающим взглядом Лозницы предстает жесткими структурами закольцованного во времени зла. Цепочка насилия тянется из прошлого, показанного двумя вставными новеллами про Вторую мировую. Из хаоса на глазах зрителя рождается малоприятный порядок.
Кажущееся беспричинным насилие в режиссерской версии России укоренено не в людской мотивации даже, но в истории, которая, оставаясь неосмысленной, возвращается во все более обезличенных формах. Так звереющие гайцы зарифмовываются с комендантом (Дмитрий Готсдинер) из новеллы про циничный отъем трофеев у лейтенанта-победителя (Алексей Вертков) на пути домой из Берлина. Так убийство выбирающимися из окружения бойцами учителя-хуторянина (Константин Шелестун), который ждет прихода культурных немцев, — вторая отсылка к прошлому — откликается в нашем времени поленом по голове героя и избиваемым «майором, б..., из Москвы» (Влад Иванов).
Впрочем, фестивальная публика в картине увидела не столько попытку поставить вопрос о генеалогии зла, сколько антироссийский памфлет.
В то, что живущий в Германии режиссер в таком неприглядном свете выставляет страну с лучшими намерениями, верят немногие. В качестве улик сторона обвинения использует даже то, что безымянную российскую глубинку Лозница снимал на Украине — мол, в России достаточно мрачной картинки для поклепа не нашел.
Даже председательствовавший на «Кинотавре», где Лозница получил приз за режиссуру, Карен Шахназаров не скрывал своего отношения к решению жюри и фильму, называя его откровенно антироссийским и описывая режиссерское послание формулой «надо перестрелять всех, кто живет в России».
В то, что Лозница и правда желает перестрелять россиян, верится с трудом — в конце концов, он как ученый говорит скорее не про то, как должно, а про то, как будет при имеющихся исходных данных.
Непризнание же за Лозницей не только сколь-нибудь вероятной правоты, но и самой возможности иметь подобную точку зрения (а это именно что точка зрения — то, как режиссер видит реальность), в некотором роде работает на укрепление позиции режиссера, усматривающего один из главных источников зла, разъедающего Россию, в отсутствии толерантности к, простите, Другому.
Так что каким бы Другим — немецким, рассудочным, мизантропическим — ни показывал себя Сергей Лозница, в его фильме уже заключен призыв не оценивать эту инаковость как вражеское нападение, а хотя бы научиться с ней уживаться, не хватаясь чуть что за пистолет.
