Цивилизация
30 декабря на экраны выходит мультфильм «Три богатыря и Шамаханская царица», закрывающий серию мультфильмов кинокомпании СТВ о былинных богатырях. Как и предыдущие три картины, «Три богатыря и Шамаханская царица» позиционируется как «народный блокбастер». Чтобы узнать о том, что собой представляет этот популярный в современном российском кино жанр, корреспондент «Парка культуры» встретился с Сергеем Сельяновым — продюсером картины и руководителем СТВ, ответственным за выход в прокат картин Алексея Балабанова и Павла Лунгина.
На постере к «Трем богатырям и Шамаханской царице» значится «народный блокбастер». Кажется, такой жанр в России и правда существует. Могли бы вы его определить?
— Когда мы выпускали первый мультфильм «Алеша Попович и Тугарин змей» и думали, что еще написать на афише, мы с некоторой долей иронии написали «героический блокбастер». Почему ирония? Слово блокбастер в России, как известно, любителями кино употребляется неправильно. Блокбастер — это фильм, который «выстрелил», собрал очень много денег. Это не связано с его бюджетом напрямую: он может быть небольшим. У нас это звание стали присваивать заранее, в маркетинговых целях. Сейчас мы немножко над этим иронизируем — вот вам «народный блокбастер», анимационный к тому же: в то время вообще анимация воспринималась как скромный участник процесса. В общем, в этом была какая-то здоровая ирония, самоирония — и определение прижилось, зрителю оно понравилось. Это настроение, в котором мультфильмы существуют в сознании зрителя. Мы его поддерживаем.
С другой стороны, если отвлечься от иронии, «Три богатыря» — это народная история, она действительно популярна. Это четвертый фильм, и слово «блокбастер», наверно, уже применимо. При этом он действительно народный, поскольку тема его – народ. Ведь кто такие богатыри? Это наши выразители и представители, наш имидж для самих себя. При всех достоинствах классической былинной интерпретации, она сегодня уже, наверное, не очень актуальна, а через такое кино, как наше, через таких персонажей зрителю проще любить страну. Богатыри у нас такие — немного смешные, человечные, но у них есть принципы, которые не обсуждаются, — «один за всех и все за одного», Родина, Русь. В этом есть какое-то правильное сообщение, мы все в нем нуждаемся, а кино сегодня — вид искусства, создающий и объединяющий нацию. Посмотрят люди от Владивостока до Калининграда некий хит — население страны таким образом объединяется, наверное, лучше, чем каким бы то ни было.
Это, кстати, страшно интересно. Вот вы говорите о любви к стране, а ведь главным эмоциональным двигателем «народного блокбастера», кажется, и является некое чувство гордости, которое может испытать зритель на фильме. За то, что у нас «как в Голливуде» (в случае с «Черной молнией»), за «нашу великую историю» (как в «Адмирале»). Это так?
— Да, конечно. Человек нуждается в этом, если он хочет жить. Нужно любить, иначе очень трудно жить здесь. Это как витамин. Я помню, какие возникали вопросы по поводу фильма «Брат». У критиков, естественно. Народ принял фильм безоговорочно. Это фильм не про бандитов, а про достоинство, в котором страна нуждается, а тогда нуждалась особенно. Это фильм про то, что ты можешь стоять ровно и можешь решать вопросы, потому что ты человек, а не мусор. По тем же причинам и «Брестская крепость» была хорошо принята.
Но она же не окупилась, провалилась в прокате…
— Нет, она не провалилась… Серьезные фильмы, фильмы про войну люди вообще, совсем не хотят смотреть. И этот фильм собрал много – все, кто находится внутри этого бизнеса, это понимают. Это как с фильмом «Остров». Мы его прокатывали – он собрал $2,7 млн. Это не очень большая цифра с точки зрения рынка. Но он стал общественным событием, попал в людей. Обычно такое кино собирает тысяч двести. Так же и «Брестская крепость»: без ее месседжа о том, что мы – страна, собрала бы… Ну, может, миллион бы собрала. Зритель вообще не хочет смотреть про кровь, войну, оторванные ноги-руки. «Брестская крепость» обогнала у нас, по-моему, все боевики последних трех-пяти лет.
А чем вы предлагаете гордиться зрителям?
— Мы любим над собой издеваться — отчасти с иронией, конечно. Вот представьте: вы живете в сортире. Не в метафорическом смысле, а в самом реальном. Туда ходят люди, а вы там живете. Разве можно жить так? Это глупо, невозможно, да и не нужно. Но у нас ведь это не совсем так. Это некое место, некая земля, некая страна, где жили ваши предки и будут жить ваши дети. Любое кино, которое не придумывает, а подтверждает, что это место есть и у него есть какие-то ценности, — вы ему верите. Если же для вас это не так, то зачем вы со мной разговариваете? Что вы здесь делаете? Мы не хотим никого ни в чем переубеждать – мы правда так чувствуем: это хорошее место.
Интересно, что при этом ваша же компания выпускала «Груз 200», который многие восприняли как фильм о том, что мы живем, как вы говорите, в сортире…
— Ну… Конечно, все не так однозначно описывается: правд много… Но все талантливое – это чистая правда.
Ну хорошо, давайте вернемся к «Трем богатырям». Вы говорите, что люди не хотят смотреть серьезное кино. Почему именно мультгерои вытесняют сегодня героев игрового кино? Больше никаких Крепких Орешков — только Шрэк, осел, пингвины и богатыри? Они и есть герои нашего времени?
— Общество потребления — это довольно серьезная штука. Мы в него вступили с разгону… Сейчас такой период нашей истории, когда человек удовлетворен «хлебом и зрелищами», у него есть некие деньги и он может достаточно легко существовать. Это некий правильный способ жить. О думании о судьбах России даже смешно говорить. Вообще о чем-то серьезном думать и разговаривать неприлично, неудобно, это что-то ненужное. Главное для людей – зарабатывать деньги, а потом их радостно тратить. Ощущение позитива описывается очень просто: счастье сегодня возможно. Раньше оно было невозможно: царская Россия, ГУЛАГ и т. д. Сейчас такой период, когда, если у тебя есть деньги, ты должен тратить их на что-то веселое. У страны не протестантское сознание – мы не приспособлены к капитализму, с его ценностью труда. Суть в том, что эта парадигма — парадигма счастья — очень мощная. В ней нет ничего плохого – это здорово. Кто-то назовет это эрзацем, а кто-то счастьем. А это значит, что все серьезное, все тревожащее, как фильм «Груз 200», все дискомфортное – этого не нужно, мы этого не хотим. Сегодня это кажется логичным, через какое-то время это, видимо, изменится.
Почему в Италии возник неореализм? После войны туда хлынули голливудские картины, такие, в общем, слащавые, с красивыми женщинами и красивыми мужчинами. Люди туда ходили с упоением, а потом вдруг как отрезало. Стало появляться «кино про жизнь», и оказалось, что оно нужно людям. Мы сейчас в каком-то смысле переживаем ситуацию послевоенной Италии. Зритель счастлив и хочет позитива. А мультфильмы — это лучшее выражение радости: в мультфильме есть что-то изначально позитивное. Когда идешь смотреть кино, то подозреваешь, что там могут какого-нибудь яду подпустить, а в мультфильме такого быть не может. Это что-то такое абсолютно чудесное, из детства. У меня тоже так. От анимации не ждешь никакого подвоха. Конечно, это может быть неудачный мультфильм, но там тебе не подсунут какую-то гадость, кровь какую-то. Зритель не против смыслов, но он хочет, чтобы обертка была позитивной.
Вот мы сейчас с вами говорим о популярности позитивного кино, о том, что оно сегодня и есть главный тренд — мейнстрим. Шесть лет назад в своей лекции в кафе Bilingua вы утверждали, что идет стремительное формирование мейнстримового кино в России. Он сформировался? Как-то непохоже…
— Да, мейнстрима не возникло. Главная претензия сейчас к российскому кино как раз в том и заключается, что у него нет какого-то станового хребта, среднего уровня кино. Почему его нет? Это комплексная проблема, о ней можно долго говорить, но я отвечу коротко. Главная проблема в том, что нет сценарной школы. Мейнстрим — это прежде всего внятная, хорошо рассказанная история. У нас есть отдельные очень успешные картины в зрительском смысле, есть хорошие арт-проекты и есть плохое кино, которого везде много, а середины практически нет. Нужно ставить сценарную школу. В советское время мейнстрим был, но он определялся другими, идеологическими инструментами. Хотя дерьма в советском кино было столько же, сколько сегодня, однако был какой-то средний уровень, которого сегодня нет.
Ну и в заключение еще раз вернемся к «Трем богатырям». Что нужно сказать человеку, чтобы уговорить его пойти на них в кино и при этом не соврать?
— Саморекламой заниматься сложно (смеется). Но вообще мультфильм — это чистое счастье, надо идти и ни о чем не думать, даже если он не очень удачный (я не имею в виду «Трех богатырей»). Анимация — это та радость, которая доступна человеку с детства и до старости. Это Бог придумал анимацию, я правда так думаю.
