О Москве, которую Вячеслав Калинин изображает на своих холстах с начала 60-х годов, существуют два устойчивых, прямо противоположных мнения. «Это он все выдумал», — полагают одни. «Надо же, как верно подмечено», — восклицают другие. Большой пропасти между этими суждениями нет. Действительно выдумал. Действительно подметил.
С самого начала своей карьеры, еще с тех времен, когда студентом Абрамцевского художественного училища впервые попал в круг «лианозовцев», Калинин отказался от реализма в официальном смысле слова. Но ни к каким другим «измам» не примкнул.
Источников вдохновения у него до сих пор два — натурные впечатления и всемирная история искусства.
Правда, если раньше художник отталкивался в основном от видов и персонажей родного Замоскворечья, то в последние годы у него фигурируют и Голландия, и Мексика, и Швейцария. Но рецепт все тот же: на столовую ложку грубой реальности четыре стакана фантазии. Карнавальная эстетика, свойственная Калинину, сформировалась давным-давно, когда у нас бытовало множество диалектов эзопова языка. Сюрреалистический маньеризм был одним из способов говорить о современности. А впоследствии выяснилось, что это и есть индивидуальная творческая манера.
Ретроспектива, устроенная Третьяковкой совместно с фондом «Общество поощрения художеств», вместе с ранними работами демонстрирует и недавние. Легко заметить, что главная эволюция произошла у Калинина все-таки в самом начале.
Лаконичные аллегории заместились по-барочному избыточными композициями, стали возникать горы деталей и мелких подробностей, а герои превратились едва ли не в персонажей комедии дель арте.
Эта тенденция выглядит побочной по отношению к процессам, происходившим в советском (то есть антисоветском) андерграунде. Но Вячеслав Калинин предпочитал держаться собственной линии, хотя и входил в нонконформистский круг. В политику не влезал, абстракций не производил, влиянию концептуализма не подвергался.
Найденную когда-то манеру художник культивирует по сей день, пускай даже с некоторыми видоизменениями. Отличия проявляются прежде всего в интонации. Если раньше под карнавальным покровом пряталась тайная драма, то сегодня читается, скорее, легкая ностальгическая грусть.
Из Лос-Анджелеса, где нынче проживает Калинин, родина видится именно такой.
В России, впрочем, он бывает часто (у него есть дом в деревне Прилуки Владимирской области), однако творческой ситуации это не меняет. Того города, на тему которого он прежде фантазировал, уже нет — остается грустить по былым фантомам.
Хотя выдуманная им Москва все-таки существовала — вернее, могла существовать. Зависит от угла зрения. Распитие бутылки портвейна в грязной подворотне — чем не карнавальное действо? И порезанная на вчерашней газетке колбаса — чем не пиршественный стол? То ли странный сон, то ли похмельное видение. Сказка для взрослых, которым все давно обрыдло и всегда чего-то не хватает.