Когда выборы перестают влиять на будущее, можно с помощью всенародного голосования актуализировать прошлое. И спорить до хрипоты, кто же был в России всех важнее, всех достойней и умнее. Заграничная забава по выявлению главного национального героя (придумка заведомо попсовая и глубоко бессмысленная) на российской почве привела к нешуточным баталиям и ожесточенным дебатам. Складывается ощущение, будто на карту поставлена вся тысячелетняя история страны. Один неверный жест модераторов, один виртуальный бюллетень, брошенный не в ту «урну», – и достижения предков могут отправиться коту под хвост. И наоборот: разумное, взвешенное голосование при грамотном менеджменте поспособствует очередному подъему национального духа.
Будто сами у себя выиграли «Евровидение» вкупе с футбольным чемпионатом.
Этот специфический всплеск социальной активности не оставил равнодушными мастеров культуры. Кое-кто уже успел откликнуться на происходящее монументальными формами. В эту категорию следует зачислить и художника Ростислава Лебедева – одного из тех, кто в 70-е годы ковал ироническую эстетику соц-арта. Его масштабная серия «Русский пантеон», датированная 2008 годом, использует классические соцартовские рецепты, которые уже канули, казалось, безвозвратно в историю искусства. Стебаться над государственной идеологией стало немодно во времена, когда сама идеология потеряла всякие очертания. Теперь же этот призрак нарисовался опять, и Лебедев воспользовался старыми заклинаниями, чтобы нечистую силу если не спугнуть, то хотя бы удержать на приличной дистанции.
Признаться, сеанс художественного экзорцизма получился не очень убедительным. То ли привидение настолько видоизменилось, что прежними способами с ним не совладать, то ли автор переоценил свое могущество, то ли зритель окончательно утратил интерес к подобного рода схваткам. Пожалуй, влияют все три фактора одновременно. Призрак идеологии плывет своей дорогой, словно и не замечая покушений на себя, а экспонаты остаются висеть на стенах – непонятно, зачем. С главной миссией они не справились, дарить же людям радость от простого созерцания они не умеют. Хоть и нанесены изображения в «Русском пантеоне» акрилом по холсту, называть это живописью было бы большим преувеличением. Вне концепции опусы теряют всякую привлекательность.
А концепция такова: поиронизировать над стереотипом – в данном случае над сакрализацией отдельных исторических персонажей.
На однотипном фоне, куда включены звезды на серебристом небосводе, лучи восходящего солнца и широкая кумачовая полоса, поочередно возникают портреты с соответствующими комментариями. Пушкин – «солнце русской поэзии», Чехов – «солнце русской драматургии», Сталин – тоталитаризма, Ельцин – демократии, Михалков – кинематографа и т. д. Для наглядности авторского замысла (вдруг кто из зрителей не поймет, что столкнулся с изобразительной шуткой) над головой каждого из героев красуются заячьи уши – намек сразу и на плейбойскую игривость, и на невинность детсадовского маскарада. Люди, знакомые с традициями соц-арта, легко догадаются, что художник не имеет ничего против Пушкина или Чехова, а только выражает добродушный протест. Дескать, если без маркировки не распознается величие гениев – вот вам маркировка. А заодно следует подмешать в компанию к подлинным титанам несколько фигур подвусмысленнее, ставя всех якобы на одну доску. Опять же, пища для размышления... Концепция считывается, катарсиса не происходит, новая государственная идеология остается целой и невредимой.
Понятно же, что соцартовские рецепты в их былом виде действовали на общественное сознание только в условиях испускавшего дух тоталитаризма. Играли не просто со штампами, а с символами, олицетворявшими всепроникающую власть государства – и на глазах перестающими работать. Любопытно, например, что попытки последователей соц-арта критиковать рекламные технологии успеха в свое время не принесли. Думается, потому, что к засилью рекламы наше население и без того отнеслось скептически. Не возникло мифологии, которую стоило бы легонько подталкивать к саморазрушению. А действовать по-другому соц-арт не умел и не умеет. Тот же самый стратегический промах обнаруживается и в нынешнем случае. «Русский пантеон» адресован неизвестно кому. То ли автор желает повеселить противников повальной сакрализации деятелей прошлого – так они, противники, и сами не без чувства юмора, их лубочными пересмешками не возбудишь. А кто всерьез готов бодаться за своих «кандидатов» и не чувствует фарсовости происходящего, на тех подобная гомеопатия уж точно не подействует. На чистое искусство проект не тянет, так что эстетам он тоже до лампочки. Получается эдакая «вещь в себе», для внешнего применения не приспособленная. Вообще-то социальная критика – штука тонкая, здесь бы надо поизящнее и поизощреннее.