Цивилизация
Наличие легенды — встроенный механизм его кинематографа. Да-да, сначала заглянул в гости Родригес: «А я кино тут собрался снимать, то-се, сам знаешь, чего рассказывать. А вот у тебя плакат старый висит, и у меня такой есть, а ты мне, кстати, вторую часть не снимешь? Ну, типа, такой будет грайндхаус, повеселимся». И Тарантино соглашается, как в детстве, как в старых кинотеатрах: два кинца по цене одного, копии битые, киносвобода семидесятых, когда дешево и сердито, огромные бабы бегают в шортах, а маньяки орудуют исключительно крупным планом. Сняли два фильма, они в Америке пошли по цене одного, и плюс к ним ролики к несуществующим картинам, которые сняли всякие хорошие люди вроде Роба Зомби (только представьте себе эти ролики). Представьте-представьте, в европейском прокате фильм разрезали на два, а ролики удалили. Америка вытянула козью морду, невзирая на культуру грайндхаусов, и фильм катается плохо. Зато европам режиссеры вернули полные варианты, и фильмы пойдут целиком — Тарантино вот на полчаса будет длиннее.
Пленка царапанная, копия битая, бабы бегают в шортах, и в целом беспредел, праздник непослушания.
Знаете, взрослые люди иногда приходят в себя и спрашивают: почему самое вкусное за обедом — в конце? Тарантино благодушно решает, что самое вкусное, сладкое, жареное, с жирной пупырчатой кожей — оно и в начале, и в середине, и на закуску: кто сказал, что мы доживем до того момента, когда нам понадобится наше здоровье? Женские ступни — много, очень много. Танцы? Давайте сделаем грязный, пьяный, длинный девичий стриптиз в дешевой забегаловке под утро. Женский треп о том, кому дала, а кому не дала? Пойдет горлом. Дать настоящие машины, не «Кайенны» и «Лексусы»? Будет битва целых двух «Доджей Челленджеров». Собственно телки, со ступнями? Розария Доусон, у которой губищ хватит на пять Джоли, Сидни Пуатье зверской красоты, персиковая Роуз Макгоэн и еще несколько штук помельче, но не хуже.
Ума Турман? Зачем? Давайте-ка возьмем ее дублершу, Зои Белл, это же она все умеет делать, так пусть и делает. Цитаты из культа? Замучитесь подмечать. Маньяк? А хотите Курта Рассела?
Хотим, все хотим, под очередной лучший саундтрек лета, для жизнерадостных и неприхотливых людей начинается история про трех подружек. Они достоверно хотели нажраться и повеселиться, и все у них получилось, но только в баре сидел мужик, который представился Каскадером Майком и у которого была машина, что не боится никаких аварий. Тарантино просто позволяет сущему быть — больше никаких секретов. Что может случиться, если взять компанию спелых девиц и маньяка на такой машине, — сами догадываетесь. А теперь представьте, что случится, если маньяк встретит красавиц баб-киношниц, две из которых — удалые каскадерши, которым дали покататься на «Додже Челленджере». А одна из них — та самая Зои Белл, которая отхватила премии за второго «Убить Билла» за лучший трюк и лучшую драку. Выйдет все очень весело.
Как долго неприхотливые и жизнерадостные люди в нашей стране будут визжать от счастья, увидев, как на заботливо поцарапанной пленке в рапиде летит оторванная девичья нога?
Зачем тем, кому под и за тридцать, нужны жир, кровь и дурной вкус семидесятых? Без этой эстетики и стриптиз им не в такую радость, и маньяк какой-то неродной, игрушечный. Почему сегодняшняя история, забросанная всем этим старым хламом, становится правдоподобней в сто раз? И почему в одной улыбке Курта Рассела, когда он сидит на стуле, а рядом выплясывает девица на своих еще целых ногах, смысла больше, чем в другом, полном фильме ужаса? И как так вышло, что профессиональная каскадерша, кажется, играет немногим хуже, чем сама Турман?
Тарантино здесь любят, как почву и судьбу.
Нам и в девяностые не приходилось настраиваться, чтобы принять его волну: тут постмодерн правил бал на государственном уровне. Нам и сегодня не нужно доказывать, что старый трэш лучше новых двух — в нем много жизни, а если это вчерашний трэш, то парадоксальным образом ее еще больше.
Мы, русские люди, по природе своей готовы смириться с тем, что девчонки вчера были краше, машины быстрее, фильмы жирнее. Мы любим погрустить и умеем повеселиться. Мы знаем цену вчерашнему и не знаем цену сегодняшнему. Некоторые даже вполне готовы признаться, что они больше никакие не вольные птицы, а как есть представители поколения. Что этот человек с нечеловеческой челюстью стал нашим собственным режиссером, и, смотря его кино, мы дома, среди своих. А то тут некоторые говорят, что наше поколение, совесть и дом — это русский рок и Егор Летов. Не знаем никакого Летова. Нет у нас никакой совести — смотрите «Доказательство смерти».