Цивилизация
Натали Портман в последнее время режиссеры полюбили мучить. После братьев Вачовски, обривших ее перед камерой в «V как вендетта», не отказал себе в удовольствии подвесить ее в голом виде на дыбе и Милош Форман. Если вам не чужды сомнительные удовольствия, то примите к сведению, что последний фильм живого классика, «Призраки Гойи», выходит на экраны.
Какими путями проходит слава мира?
Иногда самыми прямыми: идет себе мимо и идет, оставляя живым классикам то, что они умеют делать лучше всего — придумать и рассказать историю, выставить добротный свет, провести удачный кастинг, стилизовать картинку и, наконец, — барабанная дробь, нарастает напряжение — заставить мир задуматься. Чуть ли не тридцать лет назад Милош Форман захотел снять фильм о Франсиско Гойе, но мешало то одно, то другое, а главное - он боялся видимых параллелей между инквизицией и коммунистами. Грубо выглядело. Чувство вкуса мешало ему броситься в историю с головой, как в омут. Ну теперь, слава богу, можно про коммунистов не думать, а просто от души рассказать о проблеме художника и власти, художника и торопливого хода истории, творческой ответственности художника перед его моделями и вообще, еще раз напомним, заставить мир как следует задуматься. Ну и, наконец, раздеть Портман перед камерой и как следует подвесить ее на дыбе.
Если это основной аргумент, чтобы сходить на этот фильм, то идите: подвесят ее минут через пятнадцать, а дальше нарежут историческо-мелодраматической хамон, удивительно холодный и засоленный те самые тридцать лет назад.
Конечно, Гойя для Формана, как чай для Веры Павловны, — только предлог для сливок. Нет, сливки — это не дыба и даже не Портман (извращенцы, молчать!), а Хавьер Бардем со своей лошадиной прекрасной мордой, даже слишком средневековой для конца восемнадцатого века. Он брат Лоренцо, истовый инквизитор, который докладывает начальству, что мало пытаем, жжем мало, плохо следим здесь за делами Господа. В поисках подходящего еретического материала в ход идет дело прекрасной Инес, модели Гойи, которую обвинили в тайном иудаизме. Итак — дыба. Худенькое тело в напряжении висит среди казематного полумрака, висит недолго, девушка сознается. Гойя (Стеллан Скарсгард), которого инквизиция не берет даже за убийственные политико-сатирические «Капричос» и эротические портреты, смел только в творчестве, а за Инес просил плохо. Но смел был отец Инес, который заманил брата Лоренцо на ужин и под пыткой вынудил его подписать бумагу, где тот признается черт знает в чем. Лоренцо же успел разыграть в казематах с Инес какой-то «Собор Парижской Богоматери» и девушку обольстил. Опороченный монах сбегает, чтобы через пятнадцать лет вернуться в Испанию как представитель армии Наполеона.
Надо ли говорить, что о казни Людовика в Париже Карлу IV скажут в то время, как король будет беседовать с Гойей, во время беседы с Гоей под конец фильма надоедливые гонцы скажут Лоренцо, что англичане вошли в Испанию и бонапартизму приходит здесь конец, и вообще все исторические события будут покорно следовать режиссерскому разуму. Боже-боже...
В промежутке Портман покажет свое актерское мастерство, сыграв обезумевшую за эти 15 лет в пещерах инквизиции женщину и ее же дочь, прекрасную шлюху. Картинка будет отдавать то зеленым, то бурым, навевая посетителям Прадо и просто неприхотливым любителям прекрасного мягкие живописные аллюзии.
И это вынести сложнее, чем всю сериально-назидательную, маразматическую, точно отснятую бурду. Гойю любить очень сложно. Он очень тяжелый художник, рваный, страстный, мрачный, хамский по отношению к моделям, бесконечно храбрый не только тематически, но и пластически, и даже колористически. Он по-народному ловко умел улаживать дела с власть имущими и вел временами совершенно скотский образ жизни, он всю жизнь рвал и метал. Его никто так серьезно и не тронул, ни короли, ни инквизиция. И никаких слабеньких аллюзий и жиденьких реминисценций он не заслужил. И оставьте уже, в конце концов, свои намеки и полунамеки на сатанинскую поступь власти и барахтанье революционного истеблишмента, призывая для этого всякие великие тени. Говорите прямо. И, самое главное, бросьте намекать на великую живопись с помощью фотошопа и прочих убожеств технологии. Лучше еще раз подвесьте Портман — она гордится своей работой.