Цивилизация
Очевидно, что «Рокки» — это практически непереводимая история, и понять ее иностранцу это все равно, что уловить трансцендентальную разницу между «Макдоналдсом» и «Бургер-кингом». Как всякий национальный эпос, «Манас» или «Калевала», «Рокки» позволяет лишь скользить по поверхности, улавливая смутные шевеления смыслов и контекстов в темной глубине.
Тот факт, что вышедший спустя тридцать лет после первой части «Рокки Бальбоа» собрал уже 68 миллионов в американском прокате (при бюджете в 24) — результат не только достоинств фильма.
Сама судьба, похоже, устыдилась насмешек и злых шуток, которыми осыпала Сильвестра Сталлоне за отчетный период.
В самом деле, кто помнит, что боксерская драма 1976 года получила три «Оскара», включая «за лучший фильм» и «за лучшую режиссуру», а сценарий Сталлоне не получил своей статуэтки чуть ли не случайно? Кто вспоминает «Рэмбо. Первая кровь» как образец, породивший безбрежный поток подражаний? Возможно, Мел Гибсон, снимая свой «Апокалипсис». И, определенно, сам Сталлоне.
Написав сценарий, заняв режиссерское кресло и сыграв, конечно, главную роль в «Рокки Бальбоа», Сталлоне, определенно, вспоминал о многом. Герой его отошел от бокса и держит маленький ресторан. Жена его умерла, и Рокки назойливо по ней скучает, раздражая друзей. Он — запуганный отец взрослого сына, который стыдится своего знаменитого отца. В ресторане Рокки в красном пиджаке обходит гостей, чтобы те могли с ним сфотографироваться, взять автограф и послушать истории о боях, которые Роки кротко и терпеливо рассказывает в тысячный раз.
Все меняют новые технологии.
Популярность набирает новое шоу — сгенерированные на компьютере бои старых и новых чемпионов. Посмотрев такой бой со своим участием, Рокки решает вернуться к боксу — поучаствовать в маленьких местных боях, чтобы хоть как-то почувствовать себя в новой, размеренной и одинокой жизни. Однако промоутерам приходит в голову мысль получше — организовать бой Рокки с чемпионом в тяжелом весе, повторив на ринге поединок, эмулированный компьютером. Страдающий артритом Роки немного думает — и соглашается. Бой, который последует, стоит увидеть, это вам не три раунда Валуева.
Потерпев множество неудач, Сталлоне, чьи плакаты когда-то украшали половину тинейджерских комнат в мире, задумался: а что, собственно, означает «быть героем».
На удивление чисто и грамотно снимая и монтируя, не стесняясь впадать в занудство, он ведет своего Рокки через предельную банальность его жизни, его удач и поражений и его самого как человеческого существа. Просто парень в красном пиджаке на подержанном минивэне, добродушный, внимательный к людям, чуть туповатый. Неудачник. Сосед своих соседей. В своей банальности предельно достоверный.
Он не преображается, когда выходит на ринг. Его ярость и его упрямство не приходят из другого мира, это не воля к победе и не восхождение к американской мечте, это что-то другое. Стоя на ринге, он говорит: это я, я есть, я здесь. И в этом заявлении столько страсти, что десять раундов кровавого чемпионского поединка не могут ее перебить. Ценность частной маленькой повседневности и яростная необходимость заявить о себе — Рокки определенно воплощение чего-то фундаментально-американского. Дети, старушки и толстые негритянки, повторяющие на титрах его знаменитый побег по лестнице Филадельфийского музея искусств, при всей слащавости — вполне адекватная иллюстрация этого. Как еще люди должны чествовать своего Прометея?